Книга Розы

— Женский вопрос в целом весьма широк, однако мне досталось то, что относится к художественной литературе. Вы, конечно, знаете, что романы, где представлены подрывные взгляды на женский вопрос, запрещены законом. Бунтующие героини, женщины, ставящие под сомнение авторитет мужчин, вырожденческие сексуальные наклонности и тому подобное.

— Да.

— Но ведь мы же не можем объявить все книги вне закона, правда?

— Не можем?

Он бросил на нее быстрый взгляд, ища признаки нарушения субординации, но Роза лишь вежливо смотрела на него.

— Нет, не можем. Розенберг признает, что есть книги, которые невозможно запретить. Известные романы. Рассказы, слишком глубоко укоренившиеся в народном сознании. К сожалению, очень большой процент этих романов написан женщинами или о женщинах. Вы должны понимать, о чем я говорю. Приведите мне пример.

У Розы пересохло во рту. Еще одна ловушка? Назвать известную книгу — это все равно что признаться в том, что ее читала или по крайней мере слышала о ней.

— Даже не знаю…

— Ну же, мисс Рэнсом. Я говорю с вами сейчас как с работником Министерства культуры. Это рабочая беседа, а не допрос. Все сказанное здесь останется между нами.

«Гордость и предубеждение»?

— Отличный пример! Джейн Остин. Одна из любимейших в Англии писательниц. Элизабет Беннет и мистер Дарси, если не ошибаюсь?

— Насколько я помню, да.

— Все знают Лиззи Беннет и ее докучливую мать. Я читал этот роман еще подростком на уроках английского языка много лет назад. Тогда он казался домашней историей о восхождении по социальной лестнице, о снобизме и о том, как несколько английских джентльменов слишком долго раздумывают прежде, чем решить свои сердечные дела. Ведь так?

— Кажется, это комедия нравов. Мы в школе проходили.

— Именно так. Однако, пока не повзрослеешь, не поймешь, что именно имеет в виду мисс Остин. Она показывает, что Элизабет Беннет умна, так? Что брак может вести к унижению женщины. Что не следует принимать на веру превосходство мужчин.

— Мне такое и в голову не приходило.

Кройц подошел и сел на край стола, неприлично близко к ней.

— Дело вот в чем, Роза. Если позволите называть вас Розой…

Она чувствовала аромат его одеколона и его собственный запах самца. А вот форма слабо пахла лошадьми — видимо, он приехал в контору прямо с конной прогулки. Роза смотрела в его ореховые с золотыми искорками глаза. Несмотря на все усилия, она почувствовала, что внутри у нее что-то поддалось. Непроизвольная реакция.

— Мы не можем просто взять и уничтожить «Гордость и предубеждение», или «Миддлмарч», или «Джейн Эйр» и прочие подобные романы. Они слишком известны и стали частью культуры. Чтобы вычеркнуть их из массового сознания, нужно поколение. Но мы можем кое-что сделать уже сейчас. — Он говорил тихо, доверительным тоном, словно дело касается только их двоих. Небольшой сговор. — Не могу похвастаться, что сам придумал, это идея Розенберга. Он считает, что вместо того, чтобы уничтожать книги, гораздо лучше их отредактировать.

— Отредактировать? Классическую литературу?!

— Он предпочитает слово «доработать». В этом нет ничего необычного. Ученые дорабатывают свои теории с учетом новых открытий. Когда Галилей открыл, что Земля вращается вокруг Солнца, всем пришлось исправлять учебники, ведь так? Картографы исправляют карты после открытия новых островов. Разве они не правы?

— Да, но…

— А чем литература отличается?

— Просто… Это же огромный труд. Переписать классиков!

— Согласен. Никто этого и не предлагает. Требуется гораздо более тонкая работа. Идеологическая корректировка. В сущности, сокращение. Небольшие, незаметные исправления некоторых персонажей и тематики.

— Что значит — исправления?

— Это значит, что книги, как и люди, должны подчиняться дисциплине. Не только дисциплине грамматики и синтаксиса, но и жесткой дисциплине смысла.

Роза изо всех сил старалась не отводить глаз.

— Я имею в виду изъятия. Перефразирование. Удаление нездоровых, отмерших смыслов, подрывных намеков, вызывающих опасные мысли и заражающих неокрепшие умы. Омертвевших идей, способных отравить всю страну. Нужно обтесать книги, как скульптор обтесывает камень.

В изложении Мартина Кройца это звучало как высокое искусство.

— Как же можно выявить подрывные идеи?

— Ну как же, мисс Рэнсом! — Он улыбнулся с притворной строгостью. — Я бы сказал, что у каждой сознательной гражданки протектората идеология должна идти от сердца. Но не буду вас обижать. Я же вижу, что вы умная девушка.

— Но если… если возникнут конкретные вопросы. Об идеологии?