Книга Розы

Из истории известно, что, когда в октябре 1941 года наши войска сдали немцам Харьков, этот город уже лишился своего стратегического значения важного промышленного центра Украины, так как оборудование почти всех крупнейших предприятий было вывезено. В том числе были эвакуированы и производственные мощности танкостроительного завода, перепрофилированного из тракторостроительного в первые дни войны. Но наступление вражеских войск было настолько стремительным, что не все предприятия успели вывезти эшелоны с оборудованием. В частности, это коснулось танкоремонтного завода, где работали Володя и Груня Шиммель. Как секретарь партийной организации цеха, Володя наравне с директором отвечал за эвакуацию станочного оборудования в тыл. Они уже погрузились в эшелон с оборудованием, когда немцы отрезали все отходы из Харькова. И эшелон остался на территории, занятой врагом. Что делать? Оставалось возвратиться в свои дома. И Володя вернулся.

Первые же дни пребывания в оккупации наполнили жизнь кошмарами и страхами. Казалось, все затаились по домам в ожидании чего-то ужасного и непоправимого. По городу были расклеены листовки, призывающие евреев и коммунистов сдаться новым властям.

Сестра рассказывала, как каждый день в страхе ожидала, что за ними придут. Прислушивалась к каждому шороху и скрипу. И когда однажды ночью в дверь негромко постучали, сердце оборвалось: это конец! Но слабый стук перешел в еле слышное поскребывание. Сердце Груни забилось так, что, казалось, заглушало все иные звуки. И все же она тихонько на цыпочках прокралась к двери, прислушалась и осторожно отодвинула защелку замка. За дверью на полу лежал парень с огненно-рыжей спутанной шевелюрой.

– Олежка, ты? – удивленно воскликнула Груня. – Ты разве не в армии?

Олег был сыном их друзей. Родители оба темноволосые, а сын – рыжий и веснушчатый – типичный еврей. Его отец, главный инженер завода, ушел на фронт. Мать за родителями в деревню уехала. Дом, где жила их семья, разбомбили.

– Тетя Груня, я это. Мы в окружение попали. Я ушел. Дайте мне попить и поесть.

«Куда ж его теперь?» – в смятении думала Груня. Но завела мальчишку в комнату, напоила, накормила и побежала к соседке Гале.

– Галя, там Олежка пришел.

– Ой! Несчастье-то какое! Давай тете Фросе скажем, – предложила Галя.

Побежали вместе к Фросе, мудрой старой женщине со сморщенным лицом, похожим на обезьянью мордочку, и большим добрым сердцем.

– И куда его? – размышляла вслух Фрося. – Его на улице первый же немец пристрелит. Вот что, девки, давайте его в голубятне спрячем.

Голубятня в их дворе стояла с незапамятных времен. Голуби обитали в ней и сейчас, их подкармливали. К ним в соседи определили и рыжего Олежку, дав еды и воды и строго-настрого наказав не высовываться. Парнишка согласился, не понаслышке знал, что евреев расстреливают. Но уже через день его кто-то высмотрел и донес оккупантам. Груня видела, как во двор вошли немецкие солдаты, и слышала автоматные очереди. Напуганные голуби выпорхнули из верхнего оконца и долго кружили в небе над домом, все жильцы которого в страхе затаились за закрытыми дверями. Лишь глубокой ночью какой-то отчаянный голубятник прокрался в строение и вытащил труп парня.

– Этот ужас пережить было невозможно, – рассказывала Груня мне два года спустя, когда я приехала в Харьков и стала работать на станции «Харьков-Сортировочный».

После этого происшествия леденящий ужас, кажется, навечно поселился в душе Груни. Немцы развесили новые объявления, что тех, кто скрывает евреев и коммунистов, будут расстреливать. И нашлись ведь «доброжелатели», стали ей намекать:

– Что ты, Груня, нам глаза мозолишь? Не хватало еще из-за тебя пострадать.

Больше всего сестра переживала не за себя, а за близких. Поэтому объявила мужу, что пойдет сдаваться. Но Володя твердо сказал:

– Погибнем вместе и Светочку с собой возьмем.

К этому времени он устроился на железную дорогу путевым рабочим – шпалы таскал. В чем его потом обвинят наши: как это коммунист работал на немцев? Но надо ж было кормить семью! И однажды утром, когда Володя ушел на смену, Груня оставила дочку тете Фросе, а сама с вещами отправилась на тракторный завод, где фашисты устроили сборный пункт евреев. По пути встретила институтскую подружку.

– Ты куда это? – удивилась подружка.

– А куда все евреи, – безучастно ответила Груня. – Лучше я сама сдамся. Зато Светка с Володей останутся живы.

Посмотрела на нее подруга и резко выхватила из рук сумку с вещами:

– Ты никуда не пойдешь! Я тут живу и слышу: сутками там строчат пулеметы, расстреливают людей. И куда девают трупы, неизвестно. Я тебя туда не пущу!

– Скажи спасибо – никто не видит, что ты со мной разговариваешь. А то и тебя заберут. Пусти! – стала дергать сумку к себе Груня.