Книга рыб гоулда

РИЧАРД ФЛАНАГАН КНИГА РЫБ ГОУЛДА роман в двенадцати рыбах

Посвящается Роузи, Джин и Элайзе,

плавающим всё более широкими

и удивительными кругами

Моя мать — рыба.

Уильям Фолкнер

Рыба первая Толстобрюхий морской конёк

Обретение «Книги рыб» — Исцеление веры через лжеантиквариат — Конга — Мистер Ханг и «Моби Дик» — Виктор Гюго и Господь Бог — Снегопад — Почему истории, кои рассказывают люди, не имеют ничего общего с историей — Книга исчезает — Смерть тётушки Мейзи — Моё совращение — Живородящий самец морского конька даёт жизнь потомству

I

То удивление, которое я испытал, когда впервые увидел «Книгу рыб», и поныне живёт во мне; оно сродни излучающему свет узору — фосфоресцирующему, крапчатому, чем-то напоминающему мрамор, — который приковал к себе тем незабываемым утром мой взгляд; оно, это чувство, и по сей день мерцает таким же загадочным блеском, как жутковатые тёмные водовороты, которые заворожили меня, проникли в душу, заполнили мои мысли — и с той самой поры начался медленный процесс освобождения моего сердца от стягивающих его пут и, что ещё хуже, процесс превращения всей моей жизни в запутанный клубок диковинной пряжи, который и представляет собою книга, что вы сейчас держите в руках.

Что же такое особенное было присуще этому мягкому сиянию, которое заставило меня полагать, будто я снова и снова проживал свою жизнь, попав навсегда в бесконечно вращающееся колесо судеб индуистских мистиков? Что за судьбу уготовило оно мне? Какое таинственное нечто лишило меня собственного «я»? Связало моё прошлое и будущее в одно неразделимое целое?

Не исходили ли мерцающие вихри месмеровского излучения от сего колдовского манускрипта, со страниц которого прямо на меня выплывали морские коньки, морские драконы и звездочёты, привнося яркое сияние радужных красок в пасмурный утренний полумрак? А может быть, присущее мне прискорбное суемудрие разбудило дремавшие мысли и заставило думать, будто внутри меня заключены все люди, все рыбы и вообще весь мир? Или всему виной были куда более прозаические вещи — скверная компания и ещё более скверная выпивка, — быть может, именно они столкнули меня в ту чудовищную пучину, из которой мне до сих пор не выбраться?

У Гоулда слова характери судьбаобозначают практически одно и то же — ив этом, как во многом другом, он совершенно не прав.

Ах, милый мой, дорогой глупыш Билли Гоулд со всеми его чудаковатыми рассказами о любви — такой большой, какую теперь и не сыщешь, да и тогда сыскать было невозможно — верно, он сам это чувствовал… Но кажется, я отступил от темы.

Итак, размышления о его вонючих рыбах заставили меня осознать одну истину: мы — то есть наша жизнь и наши души — находимся в процессе постоянного разложения и воссоздания; я с удивлением обнаружил, что написанная им книга есть история той навозной кучи, которая зовётся моим сердцем.

Даже моё горячечное перо не в силах и близко описать тот трепет, то изумление, которые охватили меня, когда я впервые открыл «Книгу Рыб»; они были настолько сильны, что в тот миг мне показалось, будто весь остальной мир — да, весь огромный мир! — погрузился во тьму и единственный свет, оставшийся в целой вселенной, струится с ветхих страниц прямо в мои широко раскрытые глаза.

Я сидел тогда без работы: в то время в Тасмании её находилось немного, а сейчас и того меньше. Вероятно, в ту пору мой дух был более обычного восприимчив ко всякого рода чудесам; как бедная португальская девочка из Фатимы увидела Пресвятую Деву из-за того, что не хотела замечать что-либо другое, так и я, возможно, слишком сильно желал не замечать окружающего меня мира. Скорее всего, если бы Тасмания была обычным местом, где люди заняты обыденными делами, проводят часы в пути, чтобы ещё больше часов провести в нормальных суетных заботах, в шумной толчее, ожидая, когда можно будет вернуться домой, к нормальному одиночеству, где никто даже не задумывается, каково быть морским коньком, то ни с кем в наших краях не приключались бы такие ненормальные вещи, как превращение человека в рыбу.

Я написал: «вероятно», «возможно», «скорее всего» — однако на самом деле не уверен ни в чём.