Магдалина Величкович давно уже сложила газету и теперь сидела, рассеянно глядя вдаль и массируя виски ментоловым карандашом от мигрени, популярным средством против головной и зубной боли. Анастас Браница у себя в комнате гадал, кем бы мог быть тот пристыженный полковник, который так хорошо знаком с его матерью, и никак не мог отделаться от туманного впечатления, что его лицо и имя ему знакомы. А тем временем из Земуна в Вену ушла депеша с сообщением о том, что только что над страницами «Правды», где был опубликован указ о присуждении ему высокой награды, в своем кабинете в здании Военного ведомства в результате душевного расстройства выстрелом из револьвера совершил самоубийство сербский офицер. По мнению трех шмыгавших носами шпионов, описанному событию не следует придавать большого политического значения, однако вся эта история представляет собой поучительную иллюстрацию утверждения, что сербы — это непредсказуемый народ, склонный к ярко выраженным крайностям.
30
В середине июня 1913 года после тщательных многократных проверок Славолюб Величкович аккуратно записал на листе бумаги следующее:
— Анастас сдал экзамены на аттестат зрелости гораздо более успешно, чем можно было надеяться; послав его получать высшее образование во Франции, можно совершенно оправданно избавиться от самого яркого воспоминания о предыдущем периоде жизни вечно печальной жены.
Кроме того, постепенно утрачивая надежду продолжить свой род, адвокат не исключал возможности сделать пасынка наследником и преуспевающим продолжателем своей обширной практики. Разумеется, если он согласится взять фамилию Величкович, мысленно добавлял он всякий раз, когда обдумывал будущее. И подразумевалось, что в Париже юноша поступит на правовой факультет.
— Здесь заранее в точности рассчитано, сколько динаров, то есть франков, потребуется на квартиру, еду, книги, стирку и глажку белья, на парикмахера, почтовые марки и сапожника, вообще на любую статью расходов во время твоего пребывания там. Я уверен, что ничего не забыл. Сторонись сомнительных женщин и болтающихся в кафе бездельников, и денег тебе хватит на все. Ежемесячные выплаты будут поступать на твой счет во Франко-сербский банк, — наставлял его отчим, вручая тетрадь, разграфленную на рубрики, соответствовавшие всем сторонам жизни, под которыми следовали ряды цифр, потом более крупно: ИТОГО и под конец заключительная фраза: «Ergo, настоящим подтверждается, что данная книга содержит сорок (40) листов, или восемьдесят (80) пронумерованных страниц».
— Если возникнут незапланированные расходы, подробно опиши их в письме, я вышлю деньги телеграфом, после того как удостоверюсь, насколько они оправданны! — сказал адвокат на Центральном вокзале. В этот момент приглашением пассажирам прозвучал первый гудок.
— Господин Анастас, уж я прошу вас, помните про ложечку меда натощак и не забывайте вовремя поесть, надеюсь, там найдется подходящая для вас пища... — прослезилась Златана, и тут раздался второй гудок. — А заболят у вас ноги на чужбине, на дне чемодана найдете фунтик с песком, вы его подсыпайте в обувь.
— Пиши мне, что и когда читаешь, — шепнула мать, расцеловав сына в обе щеки и за секунду до последнего гудка паровоза сунув ему в карман поперхнувшиеся временем отцовские часы и перламутровый перочинный ножик.
То ли потому, что при пересадке он умышленно забыл тетрадь отчима в купе, то ли потому, что Париж был совсем не тем местом, где повседневная жизнь легко втискивалась в расписанные заранее узкие рубрики, но Анастас Браница с самого первого дня тратил гораздо больше, чем предполагал Славолюб Величкович. Не желая отчитываться перед отчимом, он уже на вторую неделю съехал из пансиона, адрес которого получил еще дома, и снял гораздо более скромную комнату, сэкономив на оплате жилья как раз столько, сколько нужно было на удовлетворение разнообразных потребностей в центре света. Советам служанки Златаны юноша следовал лишь отчасти. От ужина он отказался очень скоро, а вот песок в обувь подсыпал регулярно — так он чувствовал себя гораздо увереннее среди чужих в городе, который во всем превосходил его родной Белград. И может быть, именно песок был виноват в том, что он начал пропускать занятия, так и не сроднившись с правовой наукой. Понимая, что Славолюб Величкович может немедленно отозвать его назад, он был прилежен ровно настолько, чтобы в своих письмах к нему быть в состоянии к месту ввернуть какое-нибудь выражение, связанное с адвокатской профессией.
— Обязательство! Компетенция! Полномочие! Монопольное управление! Обвинение! — особо выделял именно эти слова Славолюб Величкович, довольный письмами Анастаса. — Видите, Магдалина, все идет как по маслу, стоит только захотеть!