Книга с местом для свиданий

До его мансарды ходу было с добрый, а может, и более чем с добрый час. Ни в один автобус, трамвай или троллейбус было не втиснуться. Тем более с набитой сумкой. Отказавшись от поездки, Адам спустился вниз к площади Славия с лучеобразно расходящимися от нее улицами, по какой-то непонятной ему причине обошел ее по кругу в направлении, противоположном круговому движению транспорта, пройдя мимо неоновой вывески «Макдоналдс», мимо толпы на остановке «двойки», «девятнадцатого» и «двадцать второго», мимо лепящихся друг к другу киосков и промокших палаток уличных торговцев мелочами, постоял возле знаменитой «Дыры Митича», на месте некогда задуманного здесь самого большого на Балканах Торгового центра, так никогда и не построенного, а потом так никогда не разрушенного, и продолжил шагать дальше, мимо продавцов каштанов, семечек и жвачки, мимо мрачного отражения старого отеля «Славия» в затемненных стеклах его нового корпуса, снова мимо вывески «Макдоналдс» и, наконец, влился в воронку улицы Немани, сужавшуюся в сторону Центрального железнодорожного вокзала. Шесть томов словаря издательства «Матица српска», один орфографический плюс загадочная книга в сафьяновом переплете становились все тяжелее, ремень сумки, сколько бы он ни перебрасывал ее с одного плеча на другое, врезался в тело, причиняя боль. Продвижение к дому давалось мучительно, Адам с трудом протискивался между автомобилями, которыми были заставлены столичные тротуары, волосы его стали мокрыми, одежда промокла насквозь. Поравнявшись с римскими цифрами MDCCCLXXXIV и сломанными часами на фасаде Центрального вокзала, он свернул вверх. Там, у подножия крутой Балканской улицы, находилась недлинная улица Милована Миловановича, теперь почти забытого государственного деятеля, юриста и дипломата начала века. Адам жил через два дома от отеля «Астория».

Как бы он ни устал, как бы ни спешил, Адам всегда останавливался, чтобы поглазеть на швейцара, одетого в помпезную униформу, по-генеральски разукрашенную фантастическими эполетами, золотыми шнурами и лампасами, что не вполне гармонировало с замызганным холлом отеля. Каким бы он ни был усталым, Адам никогда не упускал случая бросить взгляд и в направлении забегаловки «Наше море», напротив своего дома. Судя по названию, по жалостливо одинокому, пыльному высушенному крабу в витрине, по печально обвисшим и спутанным сетям, которыми без особой фантазии были украшены пропитанные запахами стены и потолок, это запущенное заведение когда-то было рыбным рестораном. От прежней роскоши осталось сейчас только то, что «Наше море» походило на большой наполненный табачным дымом аквариум, в котором преобладала стайка постоянных посетителей, сидящих над чашечкой приторно сладкого кофе и тридцатиграммовыми стопками полынной настойки, молча облокотившись на стол или вяло пересказывая друг другу одни и те же истории. Эта самая забегаловка была видна и из окна мансарды, которую снимал Адам. Вблизи находившиеся в этом мрачном аквариуме, сбившиеся группками люди производили впечатление каких-то заколдованных существ, запутавшихся в тех самых обвисших сетях, существ, которым никто не рад, которые никому не нужны, поэтому они и проводят здесь добрую часть дня и ночи, досиживая обычно до самого закрытия, как до малого судного часа. Снаружи, с улицы, казалось, что, открывая рты с печально опущенными уголками губ, они или тяжело дышат, или беззвучно, по-рыбьи разговаривают.