Книга счастья, Новый русский водевиль

Небольшого намека достаточно, чтобы вдумчивый Скуратов оценил широту и размах этого мероприятия...

-- ...вот это я понимаю, благотворительность. Ничего, большевики вернутся, все обратно исправят. Максимовский, ты в аллегориях силен?

-- Силен.

-- Тогда слушай. Снится мне сон: мама в белой косоворотке стоит на одной ноге на краю могилы и поет песни о родине на украинском языке. Жуткое зрелище. Как вспомню, так вздрогну. Чуть до инфаркта не довела. Ты -- врач, постарайся меня понять правильно *.

* Некоторые деятели распускают слухи, что родную мамашу Фридман отправил на тот свет, экспериментируя с ртутью, будучи еще очень юным. Но стоит ли в это верить?

-- Я постараюсь, -- пообещал Максимовский, сдувая невидимую пылинку с рукава, -- постараюсь. Только вот что, батенька: у вас крыша протекает. Ничем хорошим это не закончится. Мама в косоворотке -- только начало. Пройдет совсем немного времени, и ты начнешь принимать сигналы из космоса, которые прикажут тебе проломить голову соседке. Исход печален: санитары будут лечить тебя электричеством. С тебя слезет шкурка, и ты станешь совсем, совсем беспомощным. Ты будешь сидеть в смирительной рубашке и пускать пузыри.

-- Типун тебе на язык. Ты злой человек, я всегда это говорил. Ни капли сострадания.

-- Если ты ищешь сострадания, иди в синагогу. Я врач, а врач не должен быть добрым. Врач должен быть лицемерным, пошлым и выносливым, но не добрым. Это я так, к слову. Продолжай, пожалуйста, даже заинтриговал. Чем дело кончилось? Нам ведь интересно?

Я неожиданно для самого себя утвердительно кивнул. Хотя, по совести говоря, мне вся эта пурга до одного места.

-- Вот видишь, нам интересно.

-- А кто помнит, с чего мы начали?

-- Да какая разница? -- сказал я, -- кто теперь помнит, с чего вы начали? Мне и так весело. Вы оба несете какую-то хуйню. Вы это хотя бы понимаете?

-- Что с ним? -- подскочил Фридман.

Максимовский пожал плечами.

-- Просветление сознания. Спонтанная вспышка. Лучше держись от него подальше. Впрочем, ты мне тоже не нравишься.

Я махнул на них рукой. А что оставалось делать? Когда Фридман и Максимовский собираются потолковать, они любую мысль сначала доводят до абсурда, потом быстро забывают, с чего начали, а ты сиди и думай, что они хотели сказать, и чувствуй себя виноватым.

-- Разумеется. Я ведь сирота, меня любой обидеть может. -- По щеке Ивана покатилась скупая мужская слеза. -- Короток век человека. Бабулька меня тоже сначала третировала, а потом вскарабкалась на табуретку, да и полезла в петлю. Ей люди говорят: "Куда ты, дура старая?" А она отвечает: "В петлю. Достал меня этот выродок!" Это я-то выродок?! Да, прямо скажем, я не подарок. Кстати, а где мои подарки?

-- Они там, -- уклончиво ответил Максимовский. -- Ты давай, Фридман, сырость не разводи, задержи дыхание и подумай о чем-нибудь приятном.

-- Все верно. Если глубоко вздохнуть и подумать о чем-нибудь приятном, сразу встанет шишка. Это и называется дыхательные упражнения для развития умственных способностей.

-- Главное -- держать себя в рамках.

-- Все правильно. Нравственные императивы разрушают мозг. Двадцать первый век на носу, а у меня нет елки! Вы два дурака, все равно от безделья маетесь, сбегали бы лучше в лес за елкой... Эврика! -- Фридман шлепнул себя по лбу. -- Вспомнил, наконец! При всем уважении, друзья, вы уже давно тут ошиваетесь без подарков, а поздороваться забыли. А вчера уехали и попрощаться забыли.

-- Тем более нет причин для беспокойства, -- вкрадчивым голосом успокоил Максимовский, тревожно поглядывая на Фридмана. -- Ты не волнуйся.

-- Некрасиво!

-- Вчера мы просто не успели, ты взял и отрубился. А сегодня сколько угодно: здравствуй и до свидания. И снова здравствуй. С пробуждением тебя. Как самочувствие?

-- Самочувствие характерное, предновогоднее, устал. А эта, про которую сказывали, хорошенькая?

-- Жена-то твоя? -- Максимовский усмехнулся. -- Глаз не оторвать. Красавица бесподобная. Блондинка.

-- Сирота.

-- Правда, сирота?

-- Такими вещами не шутят. Родители погибли в аварии.

-- Вот что я сделаю: пойду в ванную, найду ее и приведу сюда, заодно руки помою перед завтраком.

-- Что-то я ничего не понял. Перед каким еще завтраком? Ты на что намекаешь? Все. Дуэль! Немедленно драться на шпагах! Где мои шпаги? Побежали, побежали... -- Фридман провернул ногами в воздухе, но голову оторвать от подушки так и не сподобился. -- Не то. Где мои дуэльные пистолеты? Стреляться немедленно! С двух шагов. Лежа. К барьеру!

-- Хлопотливое это занятие -- стреляться на дуэли, -- сказал я умную мысль. -- Хлопотливое и малоэффективное. А эффективно стрелять из укрытия: расслабился, прицелился, без рывков, бумс - и делов. Враги посрамлены и деморализованы, ты в шоколаде.

На меня никто не обратил внимания.

-- Ты на чужой каравай рот не разевай, -- забеспокоился Фридман, внимательно следя за перемещениями Максимовского, -- и никуда не уходи, побудь со мной. Сама, небось, отыщется. Слышишь меня?

-- Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай, -- ответил Максимовский и для наглядной демонстрации этого вечного постулата расстегнул часы.