Книга счастья, Новый русский водевиль

Центральную комнату в квартире занимает спальня, оборудованная Фридманом в соответствии с его собственным пониманием красоты, стиля и комфорта. Большую часть жизни Ваня проводит в этом помещении. По поводу распущенности и невоздержанности хозяина в определенных кругах слагаются легенды.

Посреди спальни под балдахином с причудливым византийско-монгольским орнаментом располагается невероятных размеров сооружение, которое Фридман считает своей кроватью. Поверх сооружения в шелках и бархате лежит внушительная туша самого Ивана Аркадиевича Фридмана. На голове Ивана Аркадиевича капроновая сетка, поверх нее тюбетейка, на лбу мокрый компресс. Туша Ивана Аркадиевича пыхтит, стонет и сквернословит.

Пышные шторы на окнах не пускают свет с улицы. Китайский рисовый фонарь с драконами -- единственный источник света здесь. Всюду на эбеновых подставках тлеет экзотическая растительность, пропитывая воздух липким приторным смрадом. Дым благовоний проникает в щели этого комфортабельного вертепа и превращается там в смолу. Атмосфера для постороннего человека кажется непереносимой, а главное -- несовместимой с жизнью. Фридману, однако, нравится.

Девицы в спальне не оказалось. Очевидно, она заблудилась в одном из кабинетов -- такое случалось и раньше. Я за много лет не смог разобраться в планировке квартиры. Почти все комнаты проходные, по ним часами можно слоняться, не встретив ни одного приличного человека.

-- Знаешь что, Фридман, -- с преувеличенным равнодушием сообщил Максимовский, -- у тебя по квартире бегает неуравновешенный ребенок.

-- Знаю. -- Фридман помолчал. -- Это моя жена.

Мы с Максимовским переглянулись.

-- Постой, мы виделись вчера вечером. У тебя не было никакой жены. Ты страдал от одиночества, потом наблевал в спортивную сумку, лег на стол и уснул. Откуда взялась жена?

-- Ну не жена, -- Фридман отлепил ото лба тряпку, бросил ее в фаянсовый таз и немедленно туда же плюнул, -- знакомая. Мы познакомились.

-- Чудесно. А где?

-- Где?

-- Ты меня спрашиваешь?

-- Тебя.

-- О чем?

-- Что о чем?

-- О чем ты меня спрашиваешь?

-- О том, о чем мы говорим.

-- А о чем мы говорим?

-- Хотелось бы, наконец, выяснить!

-- Вот именно.

-- А как вы думаете?

-- А мы никак не думаем, -- выдохся Максимовский и повалился на кушетку прямо с ботинками. -- Ты, как всегда, пьян, обкурен и тебя плющит. Правильно?

-- Железяка, -- кивнул я. -- Пьян, да еще и дурака валяет.

-- Плющит, -- согласился Фридман охотно. -- С кем не бывает? Что-то я хотел, то есть собирался сказать, в голове вертится. Э-э... Вот ты не хочешь, Максимовский, понять другого человека или не можешь, потому что нет в тебе внутренней свободы.

-- Я понимаю, что такое алкогольная зависимость и тяжелое похмелье, а все остальные состояния человека фальшивые. Позерство да игра на публику. Что такое внутренняя свобода? Просвети.

-- Тебе не хватает романтизму. Игры воображения мало. Ты сухарь, Максимовский, а может быть, даже латентный гомосексуалист.

-- Здрасте, жопа, новый год. Приехали.

-- Уже теплее. Приехали, Новый год. Связь такая: я у себя дома, вы приехали ко мне, а скоро Новый год. Значит что?

-- Что?

-- Новый год напирает, а у меня до сих пор нет елки! Несправедливость, вот что это значит! Социальное неравенство. Был я на днях на даче у одного деятеля на Николиной горе. Так у него елки голубые вдоль забора и настоящий Дед Мороз, между прочим, -- генерал-полковник авиации. Проспорил, значит, генерал-полковник или в карты продулся, забыл я, как всегда, а теперь мерзнет на улице. Тот его в дом не пускает, говорит: "Не хуй. Собаку напугает". Видели бы вы эту собаку. Носорог. Она сама кого хочешь напугает. Во флигеле диетолог ее живет, так и тот собаку боится, ходит всю дорогу перебинтованный и дырку ищет в заборе, чтобы слинять.

Фридман всегда говорит много и не всегда по делу, но это происходит с ним довольно часто и серьезных опасений до сих пор не вызывало.

-- Мы тоже зря времени не теряли, -- сказал я. -- Максимовский, например, утром напугал одну собаку, да так, что она обосралась.

Максимовский даже бровью не повел. Смертельная скука блуждала по его хмурому лицу.

-- Вы?! -- подорвался Фридман. -- Напугали собаку? Кого вы можете напугать? Вы себя со стороны-то видели? Вас даже мышь с комплексом неполноценности не побоится. Не возникайте, у меня накипело. Бардак! -- Он лежал на кровати, а ноги и руки его находились в непрерывном движении. -Везде бардак! Генералы -- деды морозы, чекисты -- президенты. Все с ума посходили! Объятые алчностью и страхом люди калечат свою жизнь на работе, принимают позы и руководят процессами. У всех какие-то срочные дела. Все, как заводные, куда-то бегают, бегают. Куда? Для чего? Нельзя ли все это интеллигентно, изящно и просто послать? Нельзя. А почему? Не принято. Так давайте примем. Чего стесняться-то, все свои. Нищета, алкоголизм, беспризорники! Ездили мы как-то в сиротский летний лагерь с шефским концертом...

Захватывающую историю о том, как Фридман ездил в сиротский летний лагерь с шефским концертом, все мы знаем и помним наизусть...

-- ...закинул я ноги на плечи...