Книга секретов

Харви наклонился к лицу Олив так, что практически очутился с ней нос к носу. Олив чувствовала, как его усы щекочут ее кожу.

– Агент М планирует побег.

Глаза Олив мгновенно распахнулись.

– Но – он не может сбежать. Он не может по своей воле самостоятельно покинуть Иные места.

Харви замер на секунду, переминаясь с лапки на лапку и топча живот Олив.

– Не то что бы мне хотелось доносить на коллегу-агента, – выговорил кот наконец, – но, боюсь… он пытался меня подкупить.

– Хм.

Харви понизил голос до шепота:

– Он вызвался быть Парнем, Который Умрет.

– Кем-кем? – сказала Олив, думая, уж не заснула ли она обратно.

– Парнем, Который Умрет, – повторил Харви. – В любой ситуации, в какой бы мы ни оказались: на дуэли, в рыцарском поединке, при игре в волейбол пушечными ядрами – я бы победил, а он бы умер. Он готов стать Мелиагантом для моего Ланселота[6]. Шерифом Ноттингемским для моего Робина Гуда[7]. Хорошим парнем для моего Капитана Черная Лапа!

– Ой.

Харви наклонил голову набок.

– Должен признать, искушение было серьезное.

– Ты ведь не согласился?

Харви напряженно замер.

– Конечно же, нет. Я верен нашему делу.

– Тогда все хорошо.

– Боюсь, что нет, – проговорили Харви, ткнув Олив еще раз, когда та попыталась снова закрыть глаза. – Агент М постепенно впадает в отчаяние. Он воспользуется любой возможностью, неважно, насколько опасной, чтобы выбраться.

Олив тяжело вздохнула.

– Наверное, мне надо с ним поговорить.

– Мудрое решение. – Харви одним прыжком, как супергерой, взлетел с кровати и скользнул к двери. – Положение под контролем, – пробормотал он в воображаемые часы-передатчик, – спящая ячейка введена в курс дела. Направляюсь к командующему штабом.

Спустя мгновение скрипнула дверь, и Агент 1-800 исчез.

Олив свесила ноги с постели и спрыгнула на пол, стараясь приземлиться как можно дальше от кровати. Она дважды оглядела коридор на предмет портретов и родителей, а затем на цыпочках вышла из комнаты, надела очки и втиснулась в картину с нарисованной Линден-стрит.

Стоило ее ногам коснуться туманной земли пейзажа, как что-то сильно врезалось ей в бок. Олив отшатнулась назад, стукнулась головой об угол висевшей в воздухе рамы и хлопнулась на спину прямо в траву. А сверху на нее приземлилось нечто, облаченное в белую ночную рубашку.

– МОРТОН! – выдавила Олив, как только снова смогла дышать. – Что ты творишь?

– Сбиваю тебя, – сообщил Мортон, словно это не было и без того ясно. Он скатился с Олив и, насупившись, поглядел на нее из травы. – Я целился в раму, чтобы мы оба из нее выпали. Но ты слишком тяжелая.

– А может, это ты слишком мелкий, – взвилась Олив.

Мортон вскочил, выпрямившись во все свои три с половиной фута[8] роста.

– А может, это ты слишком ТУПАЯ!

Олив набрала побольше воздуха в грудь и досчитала до пяти. На вершине возвышавшегося перед ней подернутого туманом холма, в окнах нарисованных домов тускло мерцали огоньки.

– Мортон, – девочка постаралась говорить уверенно и спокойно, – мы уже говорили с тобой о том, почему ты должен оставаться в Иных местах. Потому что ты нарисованный. Люди это узнают и, скорее всего, отправят тебя в музей или типа того. А когда они выяснят правду про этот дом, то или уничтожат тут все, или увезут изучать, и тогда мы никогда не узнаем, что случилось с твоими родителями.

Круглое, бледное лицо Мортона, казалось, смягчилось. Олив была уверена – мальчик понимает логику ее слов. Но тут он сказал:

– Ты должна отдать мне очки.

Руки Олив вскинулись и вцепились в оправу.

– Ни за что!

– Почему они должны быть у тебя? Я бы мог ими пользоваться. Мы же ищем моих родителей. К тому же у тебя есть коты. Они могут водить тебя туда и обратно, когда пожелаешь. Ты просто, – Мортон остановился, ненадолго сбившись с мысли, – очкастая свинья.

– Я не очкастая свинья.

– Очкастая свинья! Очкастая свинья! Олив – очкастая свинья! – запел Мортон и поскакал обратно на холм.

– Перестань! – велела Олив.

– Хрю-хрю-хрю, – поддразнил ее Мортон, повернулся и бегом припустил по пустынной улице.

Олив бросилась вдогонку.

– А ну, вернись! – завопила она, но против воли начала улыбаться.

Пока Мортон, петляя и путаясь в мешковатой рубашке, заманивал Олив на вершину холма, хрюканье превратилось в хихиканье. Наконец, на краю укрытой туманом соседской лужайки, Олив схватила его за локоть, и оба рухнули лицом вниз на мокрую от росы траву. Влажная дымка клубом взвилась над ними, словно непоседливое облако.

Олив уселась, смеясь. Она начала было счищать зелень с пижамы, но все травинки уже успели вернуться на свои места, сросшиеся и выпрямившиеся, как прежде. Мгновение спустя Мортон тоже сел, все еще хихикая.

– Хрю-хрю, – выдавил он сквозь смех.

Постепенно Мортон перестал хохотать, а Олив – фыркать, и тишина Линден-стрит вновь обступила их, плотная, как нарисованный туман.