Книга Семи Дорог

Круглое озеро было, пожалуй, единственным непридуманным в этом мире. Во всяком случае, никто из семерки не помогал ему возникнуть.

– Разве лошади понимают речь? – усомнился Меф.

Дафна хмыкнула.

– Помнишь полосатого муха, который извинялся? Так что, идем?

Буслаев понимал, что идти нужно, но все равно сомневался.

– А если это ловушка?

– Варвара не стала бы… Я ей верю!

– А кто тебе сказал, что лошадь от нее? Прасковья тоже умеет думать, и Шилов… И написать можно что угодно.

Кобылица сердито всхрапнула, поджала уши и стала решительно поворачиваться к Мефу задом. Тот вспомнил, что животное понимает речь.

– Хорошо-хорошо! Теперь я верю, что ты от Варвары… В полдень у Круглого озера! Она!

Кобылица хлестнула хвостом, отгоняя оводов, и ускакала.

– Совсем вымоталась. На месте Вари я послала бы птицу! – жалостливо сказала Дафна.

Меф подумал, что на ее месте послал бы вообще всех, но озвучивать этого не стал. Лучшая мысль – всегда та, которую человек оставил при себе.

* * *

К Круглому озеру они вышли, когда полдень уже наступил. Буслаев озирался, держа пилум готовым к броску. Дафна не расставалась со свирелью. На берегу они остановились.

– Смотри, к острову ведет пять мостов! И все рядом. Зачем? – удивилась Дафна.

– Никто никому не верит. Каждый построил свой, – проворчал Меф и, на всякий случай потрогав пилумом чей-то мост, пошел по нему.

– Это мост Мошкина. Он какой-то шаткий. На канатах висит, как на сопельках, – сказала Дафна.

– А мост Чимоданова вон тот огромный на мраморных львах?

– Нет, тот, скорее всего, Прасковьи. Мост Чимоданова бетонный, который прикрывают зенитки.

Они перебежали через мост. Небольшой остров порос деревьями и кустарником. Ближе к берегу, на поляне, горел костер. Мефодий и Дафна видели, как огонь алой запятой отблескивает в кустарнике. Погода была пасмурной, сырой. Туман жался к земле. Меф попытался рассеять тучи, но у него не получилось. Видимо, остальным хотелось, чтобы погода была именно такой.

Первым он увидел Чимоданова. Петруччо прохаживался по поляне и, собирая сухие ветки, бросал в костер. Прасковья грела руки. На коленях у нее лежала коробка с конфетами. Увидев Дафну и Мефа, она достала блокнот.

«Хочешь конфетку?» – написала и посмотрела на Буслаева грустными глазами. Меф покачал головой.

«Никто мне не верит. Может, все-таки хочешь?»

– Нет. Меня и Дафна неплохо кормит.

Девушка вздохнула и бросила конфету через плечо. Там, где она упала, в земле образовалась метровая дыра, которая со свистом начала втягивать в себя воздух и предметы. Потревоженная сквозняком, Прасковья неохотно повернулась и заштопала дыру взглядом.

«Шутка-мишутка!» — записала в блокноте.

Кустарник затрещал. Мефодий напрягся, готовый метнуть копье. Перед ним возник Шилов. До этого момента тартарианец скрывался в зарослях, никому не доверяя и дожидаясь, пока все соберутся.

Грозный Виктор был в самых дурацких доспехах, которые только можно было придумать. Доспех был трехслойный. Нижний составляли разрезанные тыквы, средний – яблоки, и внешний – вишни. Голову венчал шлем из арбуза с вынутой из него мякотью. Дафна, никогда не предполагавшая, что у воина есть чувство юмора, хотела засмеяться, но случайно заглянула в его глаза, и смех замерз в горле.

– Это все она со своим треклятым ножом! Не отцепляется от меня ни днем, ни ночью! Стальные доспехи режет как бумагу – я проверял, и отвлекается только на это! – Шилов повернулся. В спине у него, залитый вишневым соком, торчал нож Элдера и с наслаждением пилил яблоки.

– Не надо было убивать моих лошадей! – с ненавистью глядя на него, сказала Варвара.

– Я не убивал.

– Прямо уж. А тот степной пожар ночью? Или скажешь, это Прасковья?

Виктор схватился за рукоять секиры. Накручивая хозяина, орудие истерично залаяло и завизжало.

– Не надо, – мягко сказал Меф и, загородив дочь Арея, качнул пилумом. – Ты не успеешь! Это артефакт. Он не промажет, если я специально этого не захочу.

Шилов понимал это и сам. Рука на секире немного расслабилась.

– Договаривались никого не трогать! – процедил он.

– Трогаешь-то ты, – возразил Меф.

– Но я-то не договаривался…

Секира продолжала возбужденно визжать. Ей хотелось убивать. Звук был непереносимым.

– Вели ей заглохнуть! Я сейчас сдохну! – завопил Чимоданов.

– Не послушает. Ее успокаивает только сырое мясо, – с ухмылкой отозвался Шилов, и у Мефа возникло скверное предчувствие, что встреча закончится резней.

Петруччо вскочил на пень.

– Объявляю себя повелителем времени! – крикнул он, с торжеством глядя на Шилова. – И, как повелитель времени, говорю: «Время, стоп!» Пусть секунда растянется в час для всех, кроме меня!