Книга Семи Дорог

В заветную папку Ирка заглядывала нечасто. Обычно утром, когда голова свежа и не израсходована. Опыт множества ошибок научил ее, что творческую энергию нельзя разбрызгивать. Накапливается она медленно: капельками фраз, дуновениями мысли, краткими прозрениями. Стоит человеку не вовремя выйти в Интернет или поболтать по телефону с приятелем – он выплеснет себя, опустошит, на несколько часов сделает ни к чему не годным. А сколько таких отвлечений у пишущего человека?

Ирка гладила кончиками пальцев клавиатуру, ощущая молчаливую силу букв, готовых взорваться и отвердеть словами. Жизнь она воспринимала через призму слов, причем написанных. Только им и верила – ей важно было записать в дневнике «я счастлива», и тогда она осознавала, что так оно и есть. Отними у нее возможность писать – и девушка ощутила бы себя несчастной даже в эдемском саду.

Ирка касалась клавиш, но осторожно, дразняще, так, что контакт не срабатывал и буква не отпечатывалась. Нет, сейчас она писать не будет, только читать! Ирка открыла файл с дневником. Грамотность у нее стопроцентная. С ошибками она пишет лишь некоторые слова, когда это доставляет удовольствие. «Йурист», «блашь» и другие, к которым у нее особое отношение.

Из дневника

Сегодня у меня мерзопакостное настроение. Никого не хочу видеть и слышать, ни с кем не хочу общаться! Написала об этом в твиттере, вконтакте, в ЖЖ, выложилась на фейсбуке и теперь проверяю, напишут мне какие-нибудь комментарии или нет.

* * *

Я думаю, очень немногие люди умеют говорить правду себе и другим. Это не о лжи. Не лгут многие, а вот говорить правду не способен почти никто. Остальных моментально заносит в ханжество, в позу, в какую-то дутую сериальную болтовню.

Сложнее всего воспитать человека людем. Остальное, в сравнении с этим, мелочи.

* * *

Природа гения в универсальности затрагиваемых его творчеством проблем. Гений, как колокол, отзывается в каждом. Ему все помогают, причем некоторые делают это неосознанно, пытаясь помешать. Часто гений как человек совсем неумен или умен очень в меру. Ему этого не нужно. Зато он безмерно правдив и не искажает книгу. Мы врем сами себе, а гений нет, поэтому мы к нему и приникаем.

* * *

Мне сложно выразить, что такое мысль Шмелева или мысль Куприна, но я ощущаю, что вот она – цельная, монолитная, слившаяся с личностью автора. Глыбообразность Толстого, веселое уныние Чехова, горение Достоевского или щебечущие кружева Тургенева. Всякий писатель (художник, композитор) – человек одной мысли. Она доминантой проходит через все творчество, через все поступки, через личность. Именно откликаясь на нее, мы любим одних и равнодушны к другим.

А вообще к книгам я принюхиваюсь, как кошка к новой еде. Долго, недоверчиво. Отхожу, подхожу, снова отхожу. И только убедившись, что это то, что нужно, начинаю жадно, быстро и неразборчиво заглатывать! Жаль, что Матвей не книга. Я могла бы его читать!!!

* * *

Зашли с Матвеем в супермаркет за батоном хлеба. Обратно еле доперлись. Скидки – это когда ты покупаешь вагон ерунды, о существовании которой в другой ситуации вообще никогда бы не вспомнил.

* * *