Книга шипов и огня

Он подносит кусок мяса ко рту. Зубами отрывает кусочек, так что тягучее мясо свисает с его толстых губ. Он мотает головой из стороны в сторону, мясо бьется о его щеки, потом он дергает подбородком и заглатывает его. Разжевывать он не стал.

Я смотрю на свою плошку, как-то утратив аппетит.

— Ешь! — приказывает он, указывая на плошку.

Я медлю. Вдруг он меня отравит?

— Ешь, ешь, ешь!

Я сую палец в соус и подношу к губам. Нерешительно пробую, потом слизываю целиком.

— Теперь, когда мы едим… — Он забрасывает в рот еще один кусок целиком и проглатывает, не жуя. — Теперь ты расскажешь мне о своих спутниках, которые оставили пещеру прежде, чем мы нашли вас.

Я смотрю на него с раскрытым ртом, стараясь выглядеть, как имбецил.

— Я перефразирую, — говорит он на плебее. — Расскажи мне о своих спутниках.

Мое горло сдавливает ужас.

Он улыбается.

— Мне неприятно говорить на твоем языке, он как грязь у меня во рту. Тем не менее, ты расскажешь мне то, что я хочу знать. И быстро, я не хочу мараться варварскими словами.

Сердце у меня в груди глухо ударяет. Как просто было изображать непонимание. Теперь я должна с величайшей осторожностью выбирать слова.

— Что ты собираешься со мной сделать? — спрашиваю я, не пытаясь унять дрожь в голосе. Я должна отвлекать его, пока он не выпьет достаточно вина. Или пока не приблизится настолько, что я смогу ранить его.

— Я собираюсь ужинать с тобой, пока ты рассказываешь мне о своих компаньонах. Если ты не станешь говорить, я скормлю земле каплю твоей крови и с помощью магии развяжу тебе язык. А после — тебе решать.

— Мне? Решать?

— Жить тебе или умирать.

Будет цена и возможность выбора. Я не знаю, что это, но это не имеет значения. Если я смогу убить его, это будет неважно.

— Я хочу жить, — говорю я, пытаясь выглядеть более напуганной, чем есть. Внезапно я понимаю, что больше не мерзну, хотя уже давно прервала свою бесконечную молитву о тепле. Может, это потому, что ближайшее будущее будет моим актом Служения? А может, это присутствие чужого Божественного камня.

Ах, Божественный камень. Возможно, у меня больше не будет шанса разобраться.

— Эта штука на твоей шее, — говорю я, показывая жестом. — Мои люди боятся ее.

— Ешь, ешь!

Я опускаю палец в плошку, пока он отклоняется назад, его ярко-голубые глаза сверкают презрением.

— Этой вещи стоит бояться. Она и подобные у моих братьев приведут вашу землю в наши руки. Такова воля Господа.

В ту же секунду я чуть не ударяю его. Что этому человеку может быть известно о воле Господа? Он же сумасшедший, он почти не человек с этими его глазами и хищным аппетитом. Мои руки трясутся от ярости, хотя я не знаю точно, на что она направлена. Виа-Реформа держали меня в неведении по Божьей воле. Отец Никандро рассказал мне о моем наследии по той же причине. Косме и Умберто похитили меня, чтобы разузнать о его воле. А теперь даже мой враг считает себя в курсе мыслей Бога.

Алентин заверял меня, что каждый сомневается. Но пока я получаюсь единственная, у кого нет ни единого предположения насчет того, что Бог хочет от меня. Я его Носитель, и я не понимаю ровным счетом ничего.

— Зачем? — шепчу я. — Почему вы это делаете?

— Я думаю, немного вина прекрасно украсит обед, правда?

Он улыбается мне дикой улыбкой и поднимается на ноги. Я еле дышу, наблюдая за тем, как он приближается к полке, на которой лежит его кожух с вином.

«Господи, пусть он выпьет».

С львиной грацией он скользит по палатке, и под его тугой кожей как будто извивается кто-то еще. Существо внутри существа. Алодия показалась бы неуклюжей рядом с ним.

Он наполняет две кружки.

Я мало знаю о сон-траве. Я не знаю, сколько времени ее яду потребуется, чтобы убить кого-то, не знаю, способны ли сухие ягоды на это в принципе. Я отклоняюсь, когда он возвращается, пытаясь успокоиться прикосновением ножа к моей спине.

Он снова садится.

— Расскажи мне о своих друзьях, — говорит он, — и я дам тебе немного вина.

Как будто вино — это невероятное сокровище. В анимаге есть что-то простое, бесхитростное. Может, это безумие. Я решаю все взвесить.

— Что ты хочешь знать? — спрашиваю я. Дыхание застревает в горле, когда он делает глоток.

— Зачем вы пришли?

«Война прекрасная» учит, что лучшие обманы рождаются из правды.

— Мы хотели увидеть вашу армию, — отвечаю я ему.

— Я не верю, что вы такие глупые.

Он отпивает еще. Я смотрю на вторую чашку, будто желая ее заполучить.

— Нас отправили.

— Кто? — Его глаза расширяются.

— Я не могу сказать.

Он наклоняется вперед, так близко, что я вижу черные радужки его глаз. Они продолговатые, подобно кошачьим.

— Ты скажешь или прольешь кровь.

Я внимательно изучаю еду в тарелке, делая вид, что размышляю.

— Это был князь, — говорю я. — Князь Тревиньо.

Человек, поставляющий врагу запасы еды. Предатель.

— При дворе князя многие не верят, что ваша армия так велика, — продолжаю я. — Они хотели подтверждения и послали нас.

Он возвращается на место и отпивает из чашки.

— Я не верю тебе.

«Господи, пусть яд подействует».

— Почему нет? — Я стараюсь выглядеть озабоченной.