Книга (СИ)

В первое мгновение у меня дыхание перехватило от ужаса — мне показалось, что жало воткнулось ему в макушку, словно насадив на крючок великанской удочки. Очевидно, Рем-Талю показалось так же, ничем иным я не могу объяснить спонтанную несусветную глупость, которую вытворил этот всегда рациональный, сдержанный и выверенно действующий человек. Он схватил с земли каменный осколок, почти такой же, что был сплавлен с левой рукой Огненной Лавии. Не сомневаюсь, что в руках такого тренированного бойца это было не менее грозное оружие, чем у виртуозно владеющей собственным телом магички. Ему могло бы даже повезти. Если бы Шамрейн отвлёкся, не был бы столь разозлён и расстроен, если бы… На что рассчитывал первый Страж? Убить второго духа-хранителя и тем самым поставить под угрозу существование мира? Не убивать, напугать, отвлечь, привлечь внимание..? Или он просто не рассуждал, а действовал, руководствуясь исключительно эмоциями, чувствами? Не понять мне, как можно ненавидеть, хотеть убить человека — и в то же время жаждать отомстить за его смерть пусть даже ценой своей собственной жизни.

Вот только ему не повезло.

Тельман оборачивается, натянутый, как струна, напряженный, бледный, но, несомненно, живой и здоровый. Верткое острое жало каменного дракона не ранило нового служителя. А вот вооружённого бывшего Стража хранитель не подпустил и не пропустил. Тельман что-то крикнул, я не разобрала слов, но это был крик отчаяния, и у меня волосы дыбом встали. Словно вырезанная из камня клешня глухо щёлкнула — и страж упал, рухнул. А его светловолосая голова упала тоже — отдельно. По другую сторону от уродливой и бесформенной, но такой маневренной и безжалостной конечности.

Тельман колотит кулаками по каменной броне, и я знаю, что должна зажмуриться и не смотреть, может быть — молиться, только не знаю, кому и каким богам, уж точно не этому. Меня затошнило, ноги стали ватными. Дракон сощурил густо-лиловый глаз и внезапно, будто разом потеряв интерес к происходящему, обернулся к своей мёртвой паре, захрипел. А потом сетчатые крылья вспороли воздух — и Тельмана отбросило ко мне воздушной волной, песок забился в глаза, нос и уши. Я проморгалась, размазывая по щекам грязные слёзы.

И вдруг увидела ту самую светловолосую женщину.

Она шла, пошатываясь, по камням и песку, прикрыв глаза, обхватив руками себя за грудь, как будто у неё были сломаны рёбра и каждый шаг причинял ей боль, терпимую, но на редкость острую. Добрела до окаменевшего тела Шиару, упала на колени… Мне было не до неё, незнакомки, непонятно откуда и с какой целью взявшейся здесь, совершенно неуместной новой фигурой на игровом поле. Уж точно не до того, чтобы пытаться вылечить её или как-то проявить участие, но что-то такое царапает внутри.

Шамрейн взлетает. Земля вибрирует и трясётся, и я готова к тому, что это уже начало конца, что сейчас мы все провалимся вглубь песков. Но нет.

Окаменевшая мёртвая Шиару… шевелится.

Марианна

«Знаешь, Вечер, то есть, Варидас рассказывал мне вашу историю — или легенду, не знаю, есть ли разница. Чаще всего у мира один дух-покровитель, хранитель души, но Криафар, в отличие от прочих, был создан из любви — если этим изрядно замызганным и потасканным человеческим словом можно назвать то ощущение единства, общности, неразрывной связи, которое могут испытывать магические существа, не осквернённые людской кровью. Безграничная страсть. Безграничная нежность. Единение. Двуногие и бескрылые никогда не познают чего-то подобного. Криафар населяют люди, но родился он из божественной любви. Зачем ты омрачаешь её ненавистью и смертью? Не надо».

Я то ли плачу, то ли смеюсь, глотая собственные слёзы. Глупая я, глупые слабые люди, они не понимают, что никакими словами, никакими заклинаниями и оружием невозможно остановить потерявшего свою истинную пару каменного дракона. Лавия всё правильно рассчитала.

Он освободится. Войдёт в полную силу — сейчас смерть пары слишком дезориентирует духа-хранителя, но это ненадолго. Перебьёт всех остальных присутствующих, а потом разметает горделиво возвышающийся в районе Росы Каменный дворец, уничтожит Охрейн: огнём, которым владеет не хуже безумной Девятой, ядом, когтями, зубами и лапами, проклянёт цветущий и благоухающий в момент его великой скорби единственный оазис. И только убедившись, что в этом вымершем мире больше не останется никого, кто мог бы потревожить его покой, снова зароется в песок и камень, на самую глубину.