Книга (СИ)

Никаких телекамер. Никакого смеха, голосов. В полном молчании передо мной стоит десяток закутанных с ног до головы, за исключением босых ступней в кожаных, как и у меня, сандалиях, фигур. Их одежды напоминают арабские бурнусы цвета топлёного молока, тёмно-коричневые платки-куфии бедуинов, на головах поверх платков — серебристые ободки, сплетенные из корней пустынного манника. Лица почти полностью скрыты, но взгляды светлых, кроме самого советника, совсем не восточных глаз прикованы ко мне. Солнце отражается от моих непристойно оголенных по контрасту плеч, от белого платья. Женские силуэты по бокам остаются в тени, я вижу их боковым зрением, но смотрю только на стоящих впереди мужчин. Чувствую мягкие руки, одевающие меня в подобие чадры. Это необходимость, а не дань моде или религиозным взглядам — чем ближе к полудню, тем жарче солнцестой.

Я выхожу, как на казнь, словно солнечные лучи могут испепелить меня целиком.

Стоящий впереди мужчина делает шаг вперед, одним движением снимает свою головную накидку и бросает её на землю, на колени не опускается, но склоняет голову — передо мной склоняет, подставляя пшенично-золотистый затылок и загорелую шею неумолимому жаркому солнцу. На его коже шрама в виде креста нет. Может быть, потому, что прежде чем стать стражем Вирата Тельмана, он стал ему просто другом?

— Рем-Таль, — говорят мои губы, я борюсь с истерическим смешком. Где же они тебя нашли, такого настоящего, сильного, невозмутимого, как небо, я же представляла тебя именно таким… — Первый страж короны, Рем-Таль…

— Польщён, что Вы помните меня, Вирата Крейне. Нас ждут. Жара усиливается. Рад видеть Вас в добром здравии, но нам надо спешить.

Советник Тельмана Криафарского отступает в сторону, позволяя увидеть бескрайнюю твердь оттенка тёмной охры. Это не пустыня, как может показаться. Под тонким слоем песка — камень. Камни, камни, камни…

Этого всего просто быть не может!

За остальными сопровождающими, безликими и безымянными для меня, высятся внушительные безгорбые верблюды, то есть, не верблюды, конечно. Камалы, плотоядные, выносливые двухметровые твари, исконные жители Криафара, самые крупные из выживших после божественного проклятия. При королевском дворце их немного, слишком тяжело прокормить — еды и людям-то не хватает. Впрочем, поговаривали, что камалы не брезгуют и падалью, а такого добра на окраинах Криафара можно найти немало.

Я должна знать, так это или нет. Это же моя, мною придуманная вселенная. Должна ли? Невозможно продумать каждую деталь, каждую мелочь. Кажется, я всё меньше и меньше знаю об этом мире, возможно, существующем только внутри моей сбрендившей головы.

Действительно, жарко. И чадра весьма кстати.

— Надень, — я наклоняюсь и поднимаю упавшую в пыль куфию — хотя здесь, наверное, неотъемлемая принадлежность гардероба жителей пустынь называется иначе. Рем-Таль на меня смотрит, как мне кажется, с удивлением, к которому явно не привык, но подчиняется моментально. Ловко водружает на голову хитрое сооружение из ткани. Я с сожалением наблюдаю, как от его мужественного лица, которое мне хотелось бы разглядеть во всех подробностях, на виду остаются только тёмные внимательные глаза.

— Благодарю, Вирата Крейне. Не стоит утруждаться в дальнейшем. Позвольте Вам помочь.

На спине степенно приблизившегося к нам камала был закреплён вполне внушительный паланкин. Зверь моргнул, равнодушно глядя на меня сверху вниз вишневыми круглыми глазами с трогательными длинными ресницами. Опустился, почти по-человечески вздохнув, на мозолистые колени, так, что паланкин предательски заскрипел, потом поджал задние ноги, покорно распластался на камне, позволяя без особых усилий забраться внутрь. Не решившись коснуться Первого стража, я не удержалась и погладила кучерявую короткую шерсть зверя, жёсткую, непривычного багряного оттенка. От него пахло плесенью и самую малость — гнилым мясом. Камал нетерпеливо всхрапнул, и я с трудом забралась-таки внутрь, чувствуя себя такой тяжёлой, неуклюжей в непривычной одежде. Моду на камалов как средство передвижения знати ввёл эксцентричный и склонный авантюрам дед Тельмана, страдавший отсутствием обоняния, надо полагать… Внутри паланкина, однако, неприятного запаха вовсе не было. Стоило устроиться на небольшом, обитом гладкой бордовой тканью кресле, как зверь поднялся, заставив меня вцепиться обеими руками в маленьких деревянные ручки. Мягко заколыхались шторки по бокам, ожидаемой штормовой тряски не было, зверь двигался неторопливо и плавно, я видела маячившую впереди морду с задорно торчащими вверх бархатными овальными ушами.

Остальные, насколько я видела, двигались просто верхом.

Апельсиново-рыжее небо. Раскатистое похрапывание зверя, точно сошедшего со страниц детского альбома. Бархатный мешочек с драгоценностями, который фактически силой всучила мне выбежавшая из двухэтажного каменного дома Си Ан. Сказка с восточными нотками, вот только прекрасная принцесса — самозванка.

Сказка, реальная до самых мельчайших подробностей.