Книга сияния

Жар разгорелся в груди у Рохели, поднимаясь вверх по шее и опаляя красным румянцем ее щеки. На лбу выступили бусинки пота, а из-за внезапно нахлынувших слез она почти ничего не видела. Она снова оказалась под водой, в микве, в водах Эдема, в реке Влтаве, уплывая куда-то далеко-далеко, — и все же слышала, как они спорят между собой. Их шепоток пронзал воздух. Дурная кровь, казачье наследство, матери нет, бабушка была слишком умна, считает себя красивой, еще повезло, что ее пожалели и взяли в жены, чего тут можно ожидать, попомните мои слова, она плохо кончит.

— Что это? Что вы тут говорите? Я слышу каждое слово, и это злые слова. Фрау Ливо, скажите им, кто был мой отец, Скажите им правду. Мой отец вел учет.

Перл промолчала.

— Всем известно, Рохель Вернер, что твой отец был казак.

— Мой отец ищет меня, Лия. Он прямо сейчас меня ищет.

— Ищет тебя? Не будь такой дурой, Рохель, — Лия уже в открытую над ней насмехалась.

— «Наши мужчины были забиты как животные прямо у нас на глазах». Так сказала мне бабушка. Но мой отец спасся.

— Спасся? И теперь тебя ищет? Да твой отец как раз и был одним из тех мясников, что забивали ваших мужчин. Вот тебе правда.

— Мой отец вел учет для хозяина поместья, Лия. Он не был мясником.

Еврейский мясник, шохет, должен получить специальное разрешение от раввина, а единственный способ забить скотину, согласно закону, — быстрый удар ножом в главную артерию. Это почетное ремесло, но ее отец не марал рук кровью. Зачем они говорят все эти ужасные вещи?

— Твой отец был мясником, Рохель. Он забивал евреев. А еще он был насильником. Вот от кого ты произошла.

— Нет, Лия, этого не может быть.

— Взгляни на свои раскосые глаза, золотые волосы, форму щек. Ты отмечена насильником твоей матери. Ты ежедневно носишь ее позор.

— Хочешь найти своего отца? — добавила Мириам. — Взгляни в зеркало.

— Нет, нет. Это ложь.

Рохель закрыла уши ладонями.

Все дети начали плакать. Зельда кусала губы, дергая свои непокорные локоны.

— Тихо! — крикнула Перл. — Изнасилование есть изнасилование. Весь позор ложится на насильника. Помнишь, как сказано в Писании? Дину тоже изнасиловали. Во времена древних римлян еврейских женщин насиловали, наших мужчин распинали. Жалейте раненых и измученных.

Перл обняла Рохель и прижала к себе:

— Послушай меня, Рохель. Согласно Закону, ты все равно еврейка, и все обычно. Ты не должна винить себя в том, что твой отец изнасиловал твою матушку.

— У меня есть ножницы, — сказала Рохель, пятясь к двери и вытаскивая из корзинки бабушкины ножницы. Ей хотелось вонзить их себе прямо в сердце, но вместо этого она прижала их к своему загривку. — Я сама могу остричь себе волосы.

И с этими словами Рохель отрезала себе обе косы. Глаза у нее были сухие, и впоследствии, когда все было сказано и сделано, некоторые расценили как высокомерие. Затем, высоко поняв голову, с ножницами в одной руке и косами в другой, Рохель пересекла кладбище, по глубокому снегу, чтобы обойти надгробия. Оказавшись в своей маленькой комнатушке, молодая женщина подошла к комоду, открыла створки маленьким ключиком из корзинки, достала оттуда еще немного синей нити и нежно завязала концы своих несчастных мертвых кос. Затем бросилась на кровать, зарыла голову в покрывало и, совсем как малое дитя, жалобно зарыдала — не по своей матери, бабушке или утрате отца, а по Божьему милосердию. Она хотела, чтобы Бог ее помиловал. Рохель плакала, пока глаза не покраснели, а в горле не начало саднить, пока не устала настолько, что больше и плакать не могла. Тогда она просто застыла на кровати, и в тишине зимнего дня, снега, коконом окутывающего Юденштадт, укрывающего его от суеты рыночной площади и всего торгового люда, сбывающего свой товар на окружающих улицах, вдруг поняла, что знала о своем происхождении задолго до того, как Лия и Мириам ей рассказали. В каком-то смысле ее запредельно упрямая вера в отца была сродни видению, в котором ее мать приезжала из Киева в карете с ломтем мягкого белого хлеба в руке. Просто история, просто еще одна волшебная сказка, рассказанная Рохелью самой себе, в которой добродетель всегда вознаграждается и все носят прекрасные одежды. Вот дурочка. Возможно, она все поняла еще во время своего первого кровотечения, в то самое время, когда узнала о звездах в небе, о боли безногого Карела и о том, что желтый кружок, который Рохель должна была носить на одежде, вовсе не почетный знак. «Он тебе не отец», — сказала тогда ее бабушка. Возможно, Рохель всегда это знала.