Книга сияния

— Да-да, — император с довольным видом потер руки. — На самом деле все идет очень даже неплохо. Эликсир, а теперь эти евреи со своим секретом. Все приходит в порядок и мало-помалу оказывается в наших руках. Вечная жизнь, две жизни, вечность поверх вечности. Все предопределено. Я так счастлив, что даже не знаю, что мне делать дальше.

Словно не веря своему счастью, император слегка себя ущипнул и принялся отплясывать что-то вроде тарантеллы, словно его укусил тарантул.

— Если вы позволите мне омрачить вашу радость, ваше величество, я задам один вопрос. Евреи так умны и сведущи, почему все они сами не бессмертны?

В тот самый миг, как эти слова слетели с его языка, Киракосу захотелось вернуть их назад. Сегодня вечером он постоянно допускал промахи; по сути, почти весь день был отмечен ошибками. И поэтому уже с утра придворный лекарь ощущал сжатие в горле, словно там уже затягивался шелковый шнурок. «Я не могу погубить это дело», — сказал себе Киракос.

— Им приходится умирать во искупление Адамова греха, — предположил Браге, — а Христа в качестве искупителя они не имеют. Жить вечно им просто не дозволяется.

Кеплер считал иначе, но промолчал.

— Я не это имею в виду, — сказал Киракос.

— Когда придет их мессия, — сказал Вацлав, — они станут жить вечно.

— Быть может, голем и есть их мессия, — предположил император. — Разве он сам не бессмертен?

Он перестал отплясывать и в полном изнурении рухнул на свой трон.

— Голем — Антихрист.

Киракос тут же понял, что зашел слишком далеко. На ум ему вдруг пришел один дикий момент во время дневных событий, когда Вацлав сказал, что мать Рохели была изнасилована, и он вспомнил, что собственными глазами видел, как насиловали его мать. «Сиди тихо и останешься в живых», — сказали тогда ее полные отчаяния глаза.

— Мне просто приходят в голову разные мысли, — Киракос рассмеялся. — И в частности, я вспомнил одну языческого героя по имени Прометей. Согласно легенде, он был гигантом и отважился бросить вызов богам.

— Но ты ведь не думаешь, что он Антихрист — верно, Киракос?

— Нет, конечно же, нет. Будь он Антихристом, у него бы имелся язык, да еще раздвоенный.

Анна Мария взвизгнула, словно упомянутый Антихрист, который до сих пор незримо присутствовал в гостиной, ущипнул ее за ягодицу. Кеплер с интересом взглянул на Киракоса. Похоже, у господина лекаря почва уходит из-под ног.

— А может, ты имел в виду, что если голем живет вечно, я должен буду стать големом?

Еще несколько секунд назад разум императора напоминал гигантскую подушечку, утыканную иглами и булавками идей, а сейчас превратился в спутанный клубок проволоки. Сколько вещей, о которых следует подумать… а вино, разогревая тело, по закону нагревающихся жидкостей поднималось к голове. Потом прибыл императорский оркестр — все семьдесят пять его участников. Заняв музыкальные стойки и стулья в одном из углов гостиной, оркестранты принялись настраивать свои инструменты.

— Должен признаться, — высказался император, качая головой, — теология — не мой конек.

Рудольф объявлял себя ревностным католиком, но не проявлял особой осведомленности в вопросах, за которые гибли протестанты, а именно: присутствовал ли Христос непосредственно телом и кровью во время причастия и следовало ли допускать крещение в любом возрасте. Сказать правду, императору было глубоко плевать на то, можно священнику жениться или нет. Многие имели наложниц, а у папы были так называемые «племянницы». Будет ли он заниматься любовью сегодня ночью или это произойдет позже — вот что сейчас заботило Рудольфа. Тут он вспомнил про прекрасную еврейку. Итак, первым долгом ему следовало избавиться от Анны Марии.

— Если ваше величество больше во мне не нуждается… — начал Браге, поскольку оркестр по-прежнему настраивал инструменты.

«Пива перебрал, — покачал головой Кеплер. — К тому же он становится полным идиотом, когда речь заходит о политике». Нельзя сказать, что сам Кеплер был знатоком в этой области, но он по крайней мере понимал, что императора необходимо держать за руки и за ноги, иначе всем им конец. Звезды, планеты… Земля пропитается кровью настолько, что станет второй красной планетой.

«Кеплер — назойливый выскочка, — недовольно подытожил Браге. — В Праге без году неделя, а уже по уши влез в дела двора, государства и империи. Этот болван попусту растрачивает свой талант на всякие недостойные материи». Вот он, Тихо Браге, ел, пил, веселился и славно спал, чтобы сохранять голову ясной для наблюдений. Каждый вечер, когда ему не требовалось присутствовать при дворе, Браге отправлялся в обсерваторию в Бенатках. Сам, без чьей-либо помощи, составил карту небесного свода, нанес на нее положение тысяч неподвижных звезд — этому он посвятил всю жизнь. А в году тысяча пятьсот семьдесят седьмом от Рождества Христова открыл комету, что движется по орбите как луна, но большего диаметра.

— Можешь идти, Браге, — сказал император, — но твои услуги мне в дальнейшем ох как понадобятся. Составить мой гороскоп на многие будущие тысячелетия.

— Всегда в вашем распоряжении, ваше величество.