Книга сказочных перемен

Банкирша в сказке стремится быть полноценной, и это такое человеческое и такое глупое желание приводит ее в довольно страшный мир расписанности, одиночества и пустоты. Когда она заменяет свой живой (и потому несовершенный) позвоночник на железный – она пытается достичь как раз «железной» полноценности. Можно представить себе, с каких чистых тарелок она ела и какая мощная была в банке охрана!

Тем временем ее душа сходит с ума в клетке. Одна часть личности получает развитие и постоянное внимание, а другая прозябает в одиночестве и голоде. И душа, как Господь во многих сюжетах, оказывается на стороне забитых, непопулярных, инфантильных и дурацких сторон личности. Если бы этот парень в зеленой кепке пришел устраиваться на работу в банк, его бы вряд ли даже допустили до собеседования. Но ковер-самолет, друзья, любовь, творчество, состояния, от которых «душа поёт» – всё это у него в кармане. И чем меньше внимания обращает на него банкирша, тем дырявее становится этот карман.

***

Сама сказка, кстати, поддерживает сценарий неполноценности – тем, например, что явно незакончена. То, что происходит дальше с банкиршей и ее душой – тайна, хотя бы даже и во многом понятная волшебнику и читателю. Понятие тайны – еще одно проявление неполноценности в человеческой жизни. Тайна необходима, потому что люди несовершенны, они злоупотребляют открытостью, загрязняют источник, употребляют священное всуе. Там, где проявляется душа, кстати, тайна фигурирует очень часто. Слова «мистика» как относящееся к глубинным процессам души, и «мистерия» как практика пробуждения и укрепления души, – однокоренные со словом «mistery», «тайна». Это неслучайно.

***

Сюжет «Препятствия» в комментариях И Цзин наполнен (навязчиво) одним и тем же предсказанием: «Уйдешь – будут препятствия. Придешь – будет хвала». Посмотрите, так очень редко бывает, чтобы комментарий твердил одно и то же: «Уйдешь – будут препятствия. Придешь – вернешься на правый путь»; «Уйдешь – будут препятствия. Придешь – будет связь с близкими людьми»; «Уйдешь – будут препятствия. Придешь – будешь великим». Куда уйдешь и куда придешь? В психологическом смысле ответ кажется несомненным – уйдешь от себя и придешь к себе. Уйти от себя в самом базовом смысле означает выйти во внешний мир и посвятить «себя» достижениям в этом мире. Архетип героя, например, легко делает это. В данном сюжете такой герой будет испытывать максимум препятствий, которые, скорее всего, не дадут ему продвигаться вообще. А прийти к себе – это, например, сесть посреди комнаты и… нет, вот какой недавно я наблюдал эпизод. Пожилая такая женщина, проводница поезда, ходит по вагону и время от времени разговаривает с собой. Я стою у туалета, жду очереди, а она выходит из своего купе и сама с собой тихо говорит: «Никому ничего не должна. Все мне должны. Пойду пообедаю».

«Все мне должны» – это, кстати, одна из центральных фраз архетипа инвалида – существа изначально неполноценного. Множество людей, подпавших под власть этого архетипа, строят свою жизнь на мощном привлечении внимания и заботы со стороны других людей. Это, конечно, достает. Коментарий И Цзин к пятой (основной) черте гексаграммы гласит: «Великое препятствие. Друзья придут». Друзья и вправду собираются вокруг наших несовершенств (и наверняка в продолжении сказки они появляются у банкирши), но не надо этим злоупотреблять. Вероятно, к своей неполноценности стоит относиться вот именно как к нормальной инвалидности – у кого-то нет слуха, а у кого-то сердца, а вон у него мозгов – в рамках равновесного сюжета нормальной жизни, а не как к проблеме в сюжете героя или к жертве в сюжете трагедии. Неполноценность – тайная дорога к душе. Воздадим ей за это должное уважение и внимание.

***

Примерно раз в году со мной случается «поход в социум». Во мне обостряются желания денег, славы и прочих прекрасных и невинных прелестей; и окружающие друзья немало способствуют тому, чтобы пробудить во мне эти «нормальные человеческие» страсти. Обычно в таком расположении духа я еду в Москву. Москва просто создана для того, чтобы делать «серьезные» дела, назначать деловые встречи, подписывать бумаги и т.д. В разные года меня хватает на разное время, в среднем на месяц такой деятельности. Рано или поздно (а по меркам окружающих, конечно, очень рано) я схожу с дистанции. Все «дела» вызывают во мне отвращение, я превращаюсь в занудного жалобщика и обличителя Вавилона; наконец, заболеваю. Тогда я уезжаю из Москвы – чаще это похоже на побег. Я осознаю свою неполноценность – там, где полноценна куча людей, и когда-то был вполне полноценен и адекватен я сам. В родных горах я утешаюсь очень быстро. «Поход в социум» становится каким-то далеким кошмаром, странным сновидением. Со сказкой банкирши с ее железным скелетом и панцирем меня роднит Веничка Ерофеев, записавший в поэме «Москва-Петушки» бессмертные строки: