Книга снобов, написанная одним из них

— Мы знаемся только с лучшими фамилиями графства, — продолжала мисс Уирт, вскинув голову [47]. — Герцог за границей, с Карабасами у нас междоусобица, Рингвуды приедут только к Рождеству; в сущности, здесь никого не бывает до охотничьего сезона, положительно никого.

— А чей этот большой красивый дом сразу за городом?

— Как? Chateau-calicot [48], хи-хи-хи! Этого толстосума, бывшего торговца полотном, мистера Ярдли, слуги у него ходят в желтых ливреях, а жена — в красном бархате. Какой у вас злой язык, любезный мистер Сноб, ну можно ли так? Наглость у этих людей просто поразительная.

— Что ж, есть еще пастор, доктор Кризостом. Уж он-то, во всяком случае, настоящий джентльмен.

Тут миссис Понто взглянула на мисс Уирт. Встретившись взорами и кивнув друг другу, они возвели глаза к потолку. То же сделали и девицы — и вздрогнули. Очевидно, я сказал что-то ужасное. "Еще одна паршивая овца в церковном стаде?" — подумал я, слегка опечалившись; я не боюсь признаться, что питаю уважение к духовенству.

— Я… я надеюсь, что ничего плохого не случилось?

— Ничего плохого? — повторила миссис Понто, с трагическим видом сжимая руки.

— Ах! — произнесла мисс Уирт, и обе девицы ахнули, вторя ей.

— Ну что ж, мне очень жаль, — сказал я. — А ведь какой милый старичок, и школа у него отличная, и проповедь была такая, что лучше я не слыхивал.

— Он читал проповедь в стихаре, — прошипела миссис Понто. — Мистер Сноб, он еретик.

— Силы небесные! — воскликнул я, любуясь искренним пылом этих богословов в юбке, — и тут вошел Страйпс и подал нам чай. Чай здесь пьют до того жидкий, что он никак не может помешать крепкому сну Понто.

По утрам мы ходили на охоту. Охотились мы и на собственных полях Понто (где стреляли дроздов-рябинников), и в неохраняемой части имения Хобаков; а как-то вечером на сжатом поле, граничащем с карабасовским лесом, нам попалась стайка фазанов, и тут мы поохотились как следует. Я подстрелил курочку, к величайшему моему восторгу, должен сознаться.

— Спрячьте скорей! — торопливо шепнул мне Понто. — Вон кто-то идет.

И я спрятал птицу в карман.

— Браконьеры чертовы! — крикнул из-за живой изгороди мужчина в одежде лесника. — Кабы я вас поймал по эту сторону изгороди, уж я бы пальнул из обоих стволов!

— Проклятый Снаппер, — сказал Понто, ретируясь, — вечно он шпионит за мной, вечно подсматривает.

— Воруйте дичь, подлецы, везите в Лондон на продажу, — гремел мужчина, как видно, сторож маркиза Кара-баса. — Там наживете на них по шесть шиллингов за пару!

— Ты-то отлично знаешь, негодяй, почем дичь, и хозяин твой знает, отвечал Понто, продолжая отступление.

— Мы дичь стреляем на своей земле! — кричал мистер Снаппер. — Мы не ставим силков на чужих фазанов. Мы дичь к себе не переманиваем. Мы не какие-нибудь подлые браконьеры. Не стреляем самок, как этот ваш лондонский бродяга, вон у него из кармана хвост торчит. Попадитесь только на нашей стороне: я вам!

— Эй, ты, послушай, — начал Страйпс, который в тот день ходил с нами в должности лесника (он и лесник, и кучер, и садовник, и камердинер, и управляющий), — если ты на нашу сторону попадешь да снимешь куртку, я тебе такую трепку задам, какой ты не видал от меня с Гатдг-берийской ярмарки.

— Поищи кого в своем весе, тогда и толкуй про трепку, — сказал мистер Снаппер, свистнул собак и скрылся в лесу. И таким образом мы вышли из стычки, можно сказать, победителями; однако мое представление о сельском рае уже несколько изменилось.

Глава XXXV Провинциальные снобы