Книга сновидений

— Как-то, по утру, испытывая едва заметные трудности с концентрацией телодвижений и легкую, чуть ощутимую замутненность восприятия окружающей меня действительности, — чуть погодя продолжил затронутую тему Суппо Стейт, — которая временами случается с путешественниками в этих местах, я, неспешно передвигаясь по окраине этого чудного, но только на ваш взгляд, а на мой — ужасного города, зашел в магазин. В семнадцатый, ну вы-то знаете, здесь недалеко, на улице, что огибает большое болото и названной в честь какого-то древнего партократа.

— Улица имени маркиза Кироваса.

— Да. Правда, я слышал, что он был комиссаром, а не маркизом, но это не важно.

— Там еще продают пиво и квас, на разлив, — нашел нужным уточнить доктор, — поэтому-то покупатели и путаются в титулах, да и в терминах тоже.

— Точно. От вас ничего не скроешь, приятно работать с таким профессионалом.

— Я простой участковый. Такова моя участь, таков мой княжеский удел.

— Так вот, — кивнув и в ответ и в знак согласия, не стал оспаривать докторского права на скромность Суппо, — так вот. Зашел я внутрь магазина, а он только что открылся, и несколько помаявшись, не то чтоб в сомнениях, а так, черт знает в чем…

— В едва и в чуть-чуть, — понимающе улыбнулся доктор.

— Да. Пива не хотелось, о квасе я и не подумал, и купил себе йогурт, чтобы поправить концентрацию — во вне, и прояснить замутненность — из вне.

— Молочные продукты показаны в таких ситуациях. Они прекрасно абсорбируют внутренние яды, а молочно-кислые помогают привести пищеварение в норму. Ты поддался интуиции и правильно сделал.

— Все-то вы знаете. Продавщица, помню, или мне так показалось, была молода, и не сказать, чтоб очень красива, но интересна, знаете ли, как раз насчет женского начала и предположения продолжения, а затем и исчезновения. Мы мило и взаимно улыбнулись, и я…

— И ты…

— Вышел на улицу, на крыльцо, на ходу осторожно распаковывая йогурт — жарковато внутри. И уже на крыльце с наслаждением стал его поглощать, большими, медленными, холодными глотками. Ну, вы-то меня поймете…

— Безусловно, ближе к делу.

— И вдруг чувствую, что кто-то стоит рядом, за спиной, и смотрит на меня!

— Кто?

— Продавщица!

— И… — вторично, но на этот раз более заинтересованно "икнул" доктор.

— "Вкусно?" — глядя, как показалось, с любовью на меня, проникновенно поинтересовалась она, и я снова увидел то, упомянутое вами начало, и тут же вообразил совместное продолжение.

— Ну… — с интересом теперь "нукнул" блинный чревоугодник.

— "Очень!" — искренне ответил я. И тут… я увидел в ее руках пачку сигарет и зажигалку!

"Не хотите ли покурить?" — предложила она сигарету.

"А разве женщины курят?" — по своему обыкновению спросил я.

"Еще как!" — задорно ответила она.

"Не замечал" — внутренне погрустнев, сказал я, и почувствовал, как ко мне вернулось концентрация движений и ясность сознания. Я повернулся и ушел.

"Зря", или: "Напрасно" — то ли буркнула, то ли крикнула она мне вслед, без сомненья — на прощание. Я не обернулся и спорить с ней не стал.

— Да, — вздохнул доктор Пржевальский, — грустная история. А вообще-то я скажу тебе, Суппо, что если ранним утром хотя бы из интереса постараться двигаться медленно, или хотя бы не спеша, и не обязательно в приледниковых поселениях, то создается ощущение, что попадаешь в другое измерение. Эта утренняя неспешность, это удивительное состояние свежести и созерцания, причем заметь, даже без желания осознания, не каждому оно по силам, а тем более по нутру. Тебе повезло тем утром, а ты еще ругаешь этот чудный город! И кто знает, возможно, в тот день, или днем позже, она вспоминала тебя: прекрасного, сильного, неторопливого незнакомца, неспешного странника, утреннего рыцаря строгих внутренних правил… например, во время вечернего минета или в утренних и по этому торопливых выдохах и вдохах.

— Вы, доктор, не просто отличный специалист, а еще и человек хороший — всегда найдете слова утешения, — дипломатично зевнул Суппо Стейт, соглашаясь со сказанным, — но… трудно быть терпеливым во времена бездействия.

— Не переживай и не гунди. Судя по донесениям информаторов и по анализам анализаторов, воды, что сдерживает в себе ледник, в скорости придут в движение. И тогда наша засадная охота превратится в загонную, по духу тебе более близкую. Ветры с плато уже приносят свалявшуюся шерсть.

— Загонная охота на плато запрещена, — заметил навигатор.

— Типун тебе на язык! Или пусть тебе на язык нагадит та, самая линялая, самая задастая мама-мунта, — возмутился подозрением доктор Пржевальский. — Я помню твои слова о благородстве, Суппо, и знаю, что качество это доступно для всех, поскольку оно в гораздо большей степени имеет отношение к достоинству, чем к страстям. Однако в разговоре нашем ты сначала вспомнил Хейлику Бактер, несправедливо, на твой взгляд, с тобой поступившую, а уж потом в тебе проснулась добродетель.

— Я бы сказал — неразумно, — уточнил щепетильный, а значит точный в этом, личном для себя вопросе Навигатор.