Книга сновидений

— Я узнал тебя, — подчиняясь медленной, но не только от этого верной мысли, снова заговорил Навигатор, — еще до того, как ты рассказал о снеге. Зачем ты здесь?

— Я не хочу пускать вас в лес из акаций, — честно признался Сказочник, — он слишком для вас велик и непонятен. А если непонятен, значит пуст. Вы ничего там не найдете, а не найдя и обозлившись, возможно, вырубите его.

— А если найдем? — задал естественнонаучный вопрос Пржевальский.

— Тогда — чем дальше в лес, тем больше дров, тогда глава эта не сможет стать последней.

— Что же нам делать? — зазвучал голос Дульцинеи, ветреный от молодости, звучный в ночной тишине. — Этой ночью я так настроилась на лес!

— Эээ… будяк, колючие кусты, — начал, было, Папелом, но вдруг внутреземелный шум, нарастающий гул донесся со стороны кургана, почему-то называемого майданом. Стесненная давлением сила рвалась наружу из старых подземелий.

— Гляди, Пржевальский, — вытянул руку в сторону оплывшего от времени террикона Сказочник, — гляди и вспоминай — видел ли ты его с крыши зернохранилища?

— Нет, — признался тот, удерживая забеспокоившегося коня, — или не видел, или не заметил.

— Не заметил?! — удивленно воскликнул Сказочник, уводя мысли успешно практикующего врача от леса. — И это говорит лучший участковый?

Забурлило, заклокотало внутри, и из заброшенных шахт, из прорытых добытчиками полузасыпанных тоннелей полилась шумящая вода. В ее шуме не только струи, но и стоны, визги, крики. Заволновались, забеспокоились кони!

— Териконики! — взвизгнув, объяснила пугающие звуки Дульцинея.

— Свят! Тьфу! Свят! — подыграл ей папаша.

— Электричка, — мрачно пошутил Навигатор.

— Это грунтовые воды! — с трудом удерживая коня на месте, пристыдил их Пржевальский. — Где-то прошли дожди, а у нас поднялся уровень, только и всего.

Грохнуло, но это не гром, это выстрел.

— Там люди! — крикнул Пржевальский, борясь ногами и уздой с непослушным от подземного шума конем. — Мыкола?!

Но Навигатор уже скакал впереди всех, вдоль леса, вокруг кургана, на звук выстрела, на вспышку порохового пламени, на человеческие крики, свидетельствующие о жизни и борьбе…

— Мама-мунта?!

Но это была не мама-мунта. Мама-мунты не бегают стаями, они огромны и поэтому медлительны, задумчивы, а значит одиноки, из них не получаются хорошие пловцы. Они умеют бороться с холодом и льдом, с удовольствием впадают в зимнюю спячку, а вот быстрая вода для них опасна.

Бывает, быстрая вода становится опасна и для людей — поэтому-то Хейлика и вскрикнула: "Мама-мунта?!", увидев в метре от лодки вдруг вынырнувшее неизвестное животное.

— Я по полгода обхожусь без секса, но при этом не занимаюсь онанизмом, — как бы возражая вскрику, неожиданно заговорило на давно позабытом, архаичном, видимо староанглийском наречии плавучее животное.

"Чудовище!" — внутренне содрогнулся Иммуммалли, не столько от женского крика, сколько от смысла сказанного, и мгновенно обернулся. Точнее — полуобернулся, ведь до пояса он крепко впаян лодку, и, удерживая левой рукой необходимое весло, правую он вытянул в сторону крика — сжимая в ней обрез, быстрым движением освобожденный от удерживающих его на корпусе лодки липучек. А, увидев зубастую пасть и черные, навыкате глаза, он, не задумываясь, нажал на курок. Выстрел прогрохотал над темною водой, многократно отразившись от нависших над нею каменных сводов, пуля разорвала чудовищу правый глаз, и зубастая тварь исчезла, только круги по темной воде.

— Это не мама-мунта, — не согласился с Хейликой Иммуммалли, выждав, пока не затихло эхо выстрела, — слишком уж подвижна и для мама-мунты невелика.

— Для мама-мунты — да, — не стала спорить девушка, оглядываясь, осматривая неровную, подвижную водную гладь. — А может быть, это продвинутая водяная лошадь? Hippopotamius begomotorius?

Но Иммуммалли не успел ответить — привязчивая лоснящаяся тварь вынырнула вновь, на этот раз прямо по движению лодки.

— Зато у меня такие поллюции! — чуть ли не задушевно сообщила она на языке Вильяма Шекспира и Эркьюля Пуаро, и задумчиво добавила:

— Вам и не снилось…

Что же делать беглому шаману при таком раскладе? Конечно же, стрелять. Снова выстрел, снова грохот, снова разорванный глаз чудовища, на этот раз левый, и многократное отражение от сводов, и круги на водной глади.

— Возможно, ты права, — дозарядив обрез, через некоторое время, не оборачиваясь, заговорил меткий интеллигент. — Я слышал, звери с подобным телоустройством жили в давние времена на далеком юге. Помнишь грозу? Тот ветер был из тех пустынь. Но насколько я помню, они не были хищниками, да и назывались как-то иначе. Кажется, дюгони или ламантины. А вот люди в те времена были показательно черны.

— Может, это карликовый вид? Приспособленный к жизни в пещерах и подземных протоках? Реликтовая форма, дожившая до наших дней? — крепко сжимая весло, нужное теперь больше для удара, чем для гребли, предположила образованная и внимательная к поверхности воды Хейлика.

— Етти? Может, — пожал плечами шаман.