Книга стихов(CИ)

Я выгляжу навязчивой и лишней,

демонстративно верящей в беду.

По снегу белому, по этой зыбкой глади,

с вмерзающим в ладонь мою кольцом,

с непобедимой гордостью во взгляде,

наверное, с обиженным лицом --

куда иду? А вам какое дело?

Мне нравится мой одинокий путь.

Там, за спиной,-- все так осточертело!

Смогла уйти -- приду куда-нибудь.

1988 г.

МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКОЛА

Титаны музыки в позолоченных рамах,

паркет зеркальный отражает эхо.

Сольфеджио, игра на фортепианах,

пространства, жаждущие топота и смеха.

И чей-то голосок, немного тонкий,

и пение о белоснежно-чистом,

и воздух жаркий от волнения, ломкий,

а за окном -- волшебный свет искристый.

Как жаль, что я не буду в этой школе

ни с кем делить счастливую улыбку!

Длинноты, ноты, шаткие бемоли,

труба, перебивающая скрипку...

1989 г.

* * *

То не служба в храме божием,

не певчие поют.

В музыкальной школе ангелы

экзамены сдают.

Разлетаются их платьица

крылышками на плечах.

Верно, и они поплатятся

за небесный свет в очах.

Что кому из них достанется?

В райских кущах вас встречать,

одиноко в башне маяться

или колыбель качать?..

Над поверженными гениями,

над оглохшими давно

продолжают они пение

прекрасное свое.

1989 г.

* * *

Зачерствел, надломился февраль.

Вот и все. И конец февралю.

Запинаясь о снежный хрусталь,

воздух мартовский медленно пью.

Мимо булочной, мимо детей,

опьяненных ванильной волной,

мимо черных и влажных ветвей,

закачавшихся вдруг надо мной.

Через грязный, в окурках бульвар,

мимо злых озабоченных лиц,

под победные звуки фанфар

от тепла ошалевших синиц.

Я войду в нелюбимый свой дом --

в этот омут холодных речей,

в этот дьявольский ящик с окном

для горячих весенних лучей.

1989 г.

РАЗГОВОР С ЗЕМЛЯКОМ НА МОСКОВСКОЙ УЛИЦЕ

Здравствуй, московский Колумб

с предгорий Урала!

Ну, как здесь туземцы?

Перья в прическах носят?

Или это у них прически такие?

Все так же на "а" говорят

и этим гордятся,

уверенные, что интеллигенты

рождаются с ними в беседах?

Толкаются на остановке,

гостиниц не строят,

по любому поводу становятся в очередь,

с наслаждением огрызаются

и наступают на пятки,

и все объявления-вывески

им известны?

Нам-то что --

мы ко всему привыкши.

Мы из глубинки,

мы, так сказать, из центра.

А москвичом быть

действительно

очень трудно.

Ведь мы уже посмотрели

Париж и Прагу,

где каждый встречный --

тоже столичный житель.

1989 г.

* * *

Опять с тобой кататься на метро!

В миры искусственные медленно спускаться.

В твоих глазах нахально отражаться,

но вежливо помалкивать про то.

Под мраморными сводами стоять,

играя в ожидание с толпою,

но электричку чувствовать спиною --

поверьте, чувствам можно доверять.

И целых пять минут лететь потом

с тобой, прижавшись к поручням вагона,

запоминая космос за окном

и запах твоего одеколона.

Запоминая скрежет тормозов,

все эти тянущие, тягостные звуки,

там, наверху, зажатые до слов

о неизбежности, о долге, о разлуке.

1989 г.

Стихотворения 1991-2000 годов

* * *

Ты помнишь, синие тюльпаны

цвели над газовой плитой?

Мы разливали чай в стаканы

до кромки бледно-золотой.

И ждали -- вот метель уймется,

вот чай остынет, а потом

ночная жница замахнется

на нас сверкающим серпом.

И отразятся неизбежно

два полумесяца в глазах.

Звенит в стакане ложка нежно.

О, если бы не этот взмах!

Не этот жест, готовый к бою,

не хладнокровная луна!..

Считали бы и мы с тобою

ночные звезды у окна.

1991 г.

* * *

Просто так -- смотреть на тебя,

как на картину,

вернее, как на ее фрагмент.

О, как ты прекрасен!

Ты и сам об этом не знаешь.

Но ведь и я не об этом, нет.

Я просто так -- смотрю...

Восхищаюсь!

Русский музей, Эрмитаж, Лувр --

ничто не сравнится

с твоими плечами,

невозмутимыми

к восторгам дур.

Но как ты живешь

в своих белых кроссовках?

Любишь ли

возвращаться домой?

Что сквозит в этих жестах,

улыбках, уловках?

Что сулит тебе крест

под забойной "фирмой"?

1991 г.

СТИХИ ДЛЯ НАУМА*

Утешающий -- имя тебе...

Утешитель!

Легкомысленный мой

повелитель,

нестрогий учитель!

Не прощаюсь с тобой.

Я навеки --

с тобой не прощаюсь.

Со своею судьбой

я сегодня легко обращаюсь.

Слово -- Бог, оттого

люди слово мое опорочат.

Не скажу ничего,

что глаза мне твои

напророчат.

Отойду от ресниц,

от обочины черного рая.

Там до самых границ

повторяют меня, повторяют.

И какое бы трудное ты

ни придумал решенье --

даже имя твое

для меня --

утешенье.

1991 г.

* Н а у м -- в переводе с древнееврейского -- "утешающий".

Я ЛЕТОМ - ДЕРЕВО

Я летом -- дерево. Зеленое. Ура!

Я летом -- дерево. Я -- листья и цветы.

Я -- ствол и корни, ветки и кора.

С землей, водой и небом я "на ты".

Я летом -- дерево. Я радуюсь теплу.

Я жду дождя, я ветер обнимаю.

Я не сержусь на сплетницу-ветлу.

Я звезды слышу, космос понимаю.

Я летом -- дерево. И я расту, расту...

Растут побеги новые и крона,

где каждому окрепшему листу

есть свой удел и собственное лоно.

Я летом -- дерево. Не трогайте меня!

Не обдирайте на мочало кожу.

Давно минувшие события дня

на кольцах времени я вам же подытожу.

1991 г.

* * *

Какие-то девки в цветастых платках,

какие-то бабы в шаленках.

Сидят на скамейке -- нет правды в ногах --

и лузгают семечки звонко.

Смеются, кошелки свои теребят,

считают свои чемоданы.

Митяя рябого лениво бранят --

вчера был до чертиков пьяный.