Книга стихов. Любовь и мечты.

Ванечка любит про наш каравай.

Петя кричит: «Всё! Бороться давай!

Ваня, ну, что ты сидишь? Помогай!»

Тате держать их напор не впервой,

Враз повалила. «Всё, дети! Отбой!»

А аппетит-то у них: «Ой-ой-ой!»

Но накормила, утёрла носы.

– Ну-ка, вставайте, орлы, на весы.

Скоро осилить я вас не смогу.

Силы на завтрашний день сберегу.

Вам-то расти, час от часу взрослеть.

Мне же придётся теперь молодеть.

Старость и младость

Жизнь наблюдаю, как в кино.

Кому-то сопереживаю.

Я бестелесный уж давно,

Но жизнь людскую понимаю.

Весь мир проходит сквозь меня,

А я на мир и не влияю.

Так жизнь идёт день ото дня,

И я неслышно увядаю.

Лишь лучик радости в душе

Ещё остался, согревает.

Внучок, набегавшись уже,

Ко мне головку наклоняет.

И мы сидим, уединясь,

И я веду рассказ неспешный.

Со сказкой жизнь переплелась.

Он – жизнь сама, и я нездешний.

Жене

Когда-то появилась тоненькая нить,

Которая, вдруг, нас соединила.

Прошли года, и нас разъединить

Не сможет даже атомная сила.

Любви большой неугасимый свет

Поддерживает нас в семье, в работе.

Пронзаем неразлучно толщу лет.

Едины мы, как в спаренном полёте.

Мелькают дни, лишь успевай смотреть.

Настали времена совсем иные.

Нам вместе суждено было лететь,

И мы летим, хотя уже седые.

Сейчас мы больше мыслями парим.

Нам радостно смотреть, как дети взмыли.

И внучек уже просит: «Полетим!»

Когда-то ведь и мы такими были.

Что дальше будет с нами, видит Бог.

Совместный наш полёт продлится!

Не время говорить: «Я сделал всё, что мог».

Дела зовут. Покой нам только снится.

В заботах и делах

С утра до самой темноты

В заботах и делах.

Присесть, и то не можешь ты,

А отдых только в снах.

И там вдруг вспыхнет мысль: «Как дочь?

Не ладно жизнь идет».

И сна уж нет, и вот всю ночь

Мысль эта мучит, жжёт.

И о здоровье дочерей

Твои молитвы все,

Пока внучонок у дверей

Не всхлипнет: «Где же все?»

«Ушли работать все, дружок,

А ты будешь со мной.

И испечём мы пирожок,

Нас ждут дела, родной».

Пока усталые придём,

Сработаешь сто дел.

Все за обеденным столом,

И внучек тоже сел.

А кто хлопочет у плиты,

Всем блюда подаёт?

«Присела бы. Поешь и ты».

Рукой махнёт и ждёт,

Когда насытятся, уйдут,

Останется, поест.

Не до здоровия уж тут:

«Видать таков мой крест».

О! как хотелось бы всем нам

Тебе здоровье дать!

Придать бы силу сим словам:

«Любовь» и «Благодать».

Память

Счастливые – часов не наблюдают.

А замечают ли года?

У них года бесследно исчезают

Из памяти, раз навсегда?

И если это так, быть не хочу счастливым

И не хочу былое изгонять.

Не всё прошедшее покажется красивым,

Но и ошибки надо принимать.

И пусть следы былых переживаний

Ведут к истоку и началу моему.

Вся жизнь, как череда воспоминаний.

Без этой памяти, я что-нибудь пойму?

В ней всё. И давние картины детства

Мне душу согревают до сих пор.

А их изобразительные средства -

Теперешней суровости укор.

И это прошлое, и этот миг, я знаю,

Живут, и будут жить до роковой черты.

Ну а пока, букет мечтаний собираю

Таких же хрупких, как замёрзшие цветы.

Брат

Как хорошо, что у меня был брат.

Я так его любил и им гордился.

Расстались мы лет пятьдесят назад.

А в детстве я за ним, как хвостик вился.

Сейчас смешно мне даже вспоминать,

Как верил, что в Амур вплыла акула.

И надо брата от неё спасать.

Четыре года мне тогда минуло.

Была послевоенная пора.

Везде разруха, люди выживали.

А во дворах играла детвора,

Ведь мы тогда другую жизнь не знали.

Брат был организатором затей,

Походов, игр, рискованных занятий.

Он никогда не предавал друзей.

Сам получал, по полной, без изъятий.

Таким он оставался и потом.

Во взрослой жизни тоже крепко били.

Ни перед кем не гнулся он прутом.

Товарищи за то благодарили.

Вот и сейчас, когда его уж нет,

Мне мысль о нём всё также душу греет.

Из детства от него доходит свет,

И в небесах, над нами, кто-то реет.

Памяти

Егорова Георгия Валентиновича –

брата моей жены

Письма с фронта

Он годен был к нестроевой,

Но попросил направить в бой.

Два с лишним года воевал,

И письма матери писал.

Сто девять писем предо мной,

Из них восстал он, как живой.

Солдат, наверно, и не знал,

Что летопись войны писал.

На треугольниках печать,

Цензуре было, что читать:

«Недавно принял первый бой,

Но страха не было со мной».

В другом – «…в болото вмёрзли мы.

Лютее не было зимы».

«Был ранен. В госпитале я.

Мне пишут школьные друзья».

«Вас не увижу. Очень жаль.

Сестре бы показал медаль.

Она даётся «За отвагу».

Идём вперёд, назад – ни шагу».

«Нельзя же вам так голодать!

Хоть было б, что-нибудь продать».

«Лежу в окопчике, пишу…

Затишье кончилось. Спешу»

«Коленки-то болят всегда.

Да вам ведь тяжко. Вот беда!»

«Отец убит, а ты держись.

Две дочки есть и я. Крепись!»

«Гуляет смерть, идёт война.

Я всё прочувствовал сполна».

«Опять я ранен, и в тылу.

Здесь музыка, как на балу…

Гармонь ты не спеши продать.

Ещё надеюсь поиграть».

«Танкистом не успел я стать,

Теперь катушки мне мотать.

Да я готов тянуть и связь,

Лишь бы скорей прогнали мразь».

«Три дня на марше. День и ночь

Мы гоним эту сволочь прочь».

«За Минском, как метла прошла:

Дома все выжжены дотла.

А в Латвии дома видны,

Как будто не было войны».

«Теперь я не могу стрелять,

Но получается писать».