Книга Странных Новых Вещей

Питер открыл дверцу шкафа. Простой костюмный пиджак из зеленовато-голубого льна соседствовал там с парой белых брюк с еле заметными сероватыми пятнами на коленях. Курцберг был компактным человеком — не выше пяти футов шести дюймов и узким в плечах. Еще две вешалки были заняты сорочками того же фасона, что и лежащая на кровати. Ворох стильных шелковых галстуков свободно обвивался вокруг воротников. На дне шкафа стояла пара кожаных туфель, начищенных до блеска, и валялись свернутые в шарик бежевые носки, мохнатые от плесени.

«Больше мне ничего знать не нужно», — подумал Питер и повернулся, чтобы уйти. И пока он поворачивался, то заметил кое-что под окном, какие-то ошметки, похожие на цветочные лепестки. При ближайшем рассмотрении ошметки оказались обрывками лейкопластыря. Десятки обрывков. Как будто Курцберг стоял у окна, глядя на невесть что, и распаковал целый пакет лейкопластырей, один за другим, разрывая их на мелкие-мелкие кусочки и швыряя обрывки на пол, себе под ноги.

Визит в квартиру Курцберга отбил у Питера всякую охоту продолжать изучение базы СШИК. Увы, ибо это был его единственный шанс восстановить забытую информацию, которую предоставила ему Грейнджер по прибытии. Прогулка к тому же была неплохой разминкой, а его мышцы несомненно в ней нуждались, но... Ну, откровенно говоря, это место наводило на него тоску зеленую.

Он не мог бы определенно сказать почему. В здании было просторно, чисто, стены окрашены в веселые цвета, и множество окон. Ладно, несколько коридоров были похожи на туннели, но не могут же все они глядеть на улицу, правда? И да, было бы очень славно, если бы тут и там стояли несколько горшков с живыми растениями, но нельзя же винить СШИК за то, что почва Оазиса не принимает ни папоротников, ни рододендронов. И не скажешь, что не было предпринято ни единой попытки оживить интерьер. Через равные промежутки вдоль коридоров висели оправленные в симпатичные рамки картинки, явно предназначенные для того, чтобы вызвать улыбку. Питер отметил многолетних фаворитов, вроде фотографии взволнованного котенка, висящего на ветке вниз головой, с подписью под ней: «Вот блин!»; собаки, которая делит свою лежанку с двумя утятами; неумех Лорела и Харди, пытающихся построить дом; слона, балансирующего на мяче, решительно марширующих гуськом длинноногих персонажей Роберта Крамба и, наконец, впечатляющих размеров, начиная с уровня груди и до самого потолка, знаменитое черно-белое фото Чарльза Эббетса, на котором рабочие обедают, сидя на железной балке на головокружительной высоте над улицами Манхэттена. Питер все думал: вот этот пропагандистский плакат сороковых годов с призывом «Мы это можем!», изображающий Клепальщицу Роззи с рельефно вздутым бицепсом, призван, как всегда, вдохновлять персонал на подвиги или повешен здесь, дабы привнести толику иронии? Во всяком случае, некий лукавый мастер граффити приписал внизу фломастером: «нет уж спасибо роззи».

Не все картинки намекали на строительные проекты или суровые испытания, были тут и образчики «чистого искусства». Питер обратил внимание на множество классических репродукций Мухи, Тулуз-Лотрека, коллаж Брака или кого-то вроде и гигантскую фотографию, подписанную: «Андреас Гурски. Рейн II», казавшуюся почти абстракцией в простоте располосицы зеленого поля и синей реки. Были тут и факсимиле старых кинопостеров с изображениями кумиров далекого прошлого: Бинга Кросби, Боба Хоупа, Марлен Дитрих и даже Рудольфа Валентино. Всем сестрам по серьгам. Действительно, в размахе им не откажешь, хотя удивляло вот что: не было ни одного изображения, которое вызвало бы в памяти действительно существующий и по сей день уголок на Земле или страстную эмоцию.

Питер жаждал выбраться на свежий воздух и направился к ближайшему выходу.

Это еще, конечно, вопрос, можно ли было океан влажного воздуха, поспешившего приветствовать Питера, едва он вышел на солнце, назвать «свежим». Уж неподвижным он точно не был. Обрывки воздуха приподнимали пряди Питеровых волос, пытаясь приласкать кожу под ними, другие токи в это время проскользнули под одежду и добрались до тела, которое он пытался скрыть под ней. Но на этот раз было легче. Единственная прослойка между ним и атмосферой — его дишдаша — промокла в мгновение ока и сразу же обвисла на нем. Было несколько тяжеловато плечам, зато приятно во всех других местах. Ткань, хотя и достаточно тонкая, чтобы не душить, все-таки была достаточно плотного плетения, чтобы скрыть тот факт, что под ней больше ничего не надето, и достаточно жесткой, чтобы не липнуть к телу. Они с атмосферой хорошо поладили.

Питер стремительно шагал по асфальту вдоль наружной стены здания СШИК, отдавая предпочтение тени, которую отбрасывало бетонное чудище. В сандалиях ноги дышали, выступавший между пальцами пот тотчас же испарялся. Воздух щекотал ему икры и лодыжки, на самом деле это не было неприятно, наоборот — доставляло удовольствие. Настроение у него поднялось, подспудная тревога забылась сама собой.