Книга странных новых вещей

Вернувшись в квартиру, он открыл холодильник, убедившись, что пустой контейнер для льда составлял все его содержимое. Но хоть на яблоко можно же было рассчитывать? Или это уже слишком? Он все время забывал, что дом очень далеко.

Настало время выйти и примириться с расстоянием. Питер натянул вчерашнюю одежду — трусы, джинсы, фланелевую рубашку, джинсовую куртку, носки, зашнуровал кеды. Причесался, глотнул немного зеленоватой воды. Пустой желудок булькал и ворчал, давно переварив и удалив лапшу, съеденную в полете. Питер шагнул было к двери, помедлил, опустился на колени и склонил голову в молитве. Он до сих пор не поблагодарил Бога за безопасное прибытие к месту назначения, и сейчас самое время. Он благодарил Его еще и за многое другое, когда явственно почувствовал Иисуса за спиной — Он будто подталкивал Питера, доброжелательно и насмешливо укорял его в промедлении. Тогда Питер вскочил на ноги и тотчас покинул квартиру.

Кафетерий СШИК гудел, но не людскими голосами, а из-за музыки, звучавшей из репродуктора. Помещение было просторное, одна стена его почти сплошь была из стекла, и музыка клубилась в нем, как туман, гонимый от вентиляторов на потолке. Помимо слабого ореола водяного сверкания на окне, дождь снаружи скорее чувствовался, невидимый глазу, создавая в зале приглушенную атмосферу уюта и защищенности.

Я смотрел, как рыдает ива
В подушку свою сиротливо.
Может, плач ее обо мне... —

пел призрачный женский голос, как будто передаваемый через мили и мили подземных туннелей, чтобы наконец проникнуть в случайное отверстие.

А когда стали тени густы,
Мне прошептали цветы:
— Ты один-одинешенек...

В кафетерии находились четыре работника СШИК, все молодые люди, Питеру неизвестные. Один был толстый, стриженный ежиком китаец, он дремал в кресле, уткнув лицо в кулак рядом с полкой, где громоздились кипы журналов. Другой возился в баре у кофейного автомата, на его длинном, тщедушном теле болталась безразмерная футболка. Он был поглощен балансирующим на барной стойке сенсорным экраном, тыча в него металлическим карандашом. При этом он пожевывал опухшие губы большими белыми зубами. Волосы его слиплись и обвисли, покрытые каким-то желатинообразным средством. Этот человек был похож на славянина. Остальные двое были чернокожими. Они сидели за одним столом, штудируя вместе какую-то книгу, для Библии она была слишком большая и тонкая — скорее всего, техническую инструкцию. Рядом с локтями их стояли большие кружки с кофе и пара десертных тарелок, пустых, если не считать крошек. Едой в помещении не пахло.

Я выйду за полночь из дому
Под звездным светом неистовым
В надежде встретить тебя...

Трое неспящих отметили его появление кивком чахлого приветствия, но не прервали свои занятия. Похрапывающий азиат и двое с книгой были одеты одинаково — просторные рубахи в восточном духе, свободные шерстяные брюки, никаких носков, спортивные туфли на толстой подошве. Вылитые исламские баскетболисты.

— Привет, я Питер, — сказал Питер, подходя к стойке. — Я здесь новенький. Хотелось бы поесть, так сказать.

Славянского типа юноша покачал своей прогнатической головой:

— Слишком поздно, братан.

— Слишком поздно?

— Переучет на сутки, братан. Начался час назад.

— Мне в СШИК говорили, что еда доступна в любое время, когда понадобится.

— Все правильно, братан. Просто убедись, что она тебе не понадобится в неподходящее время.

Какое-то время Питер переваривал услышанное. Женский голос по радио закончил петь. Последовало объявление мужским голосом, звучным и драматически-интимным:

«Вы слушаете „Ночные цветы“, документальную хронику исполнения песни „Я выйду за полночь“ Пэтси Клайн с тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года вплоть до посмертных дуэтов в тысяча девятьсот девяносто девятом. И что же, дорогие слушатели, вы сделали, как я просил? Помните ли вы девичью застенчивость, излучаемую голосом Пэтси в ее дебютной версии на „Искателях талантов" Артура Годфри? Одиннадцать месяцев, но какая разница! Вторая версия, которую вы только что прослушали, была записана четырнадцатого декабря тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года для радиопередачи „Гранд Ол Опри“. К тому времени Пэтси явно уже понимала, какой сверхъестественной силой обладает эта песня. Но мудрость и непереносимая печаль, которую вы услышите в следующей версии, обязана также и личной трагедии. Четырнадцатого июня тысяча девятьсот шестьдесят первого года Пэтси чуть не погибла в лобовом столкновении машин. Через несколько дней после того, как она выписалась из больницы, мы уже видим ее поющей „За полночь" в бальном зале Кимаррона в Тулсе, штат Оклахома. Слушайте, люди, и слушайте внимательно, и вы услышите боль этой ужасной аварии, горе, гнездящееся в глубоких шрамах на лбу, которые так и не затянулись...»

Призрачный женский голос поплыл под потолком еще раз: