Книга странствий

От встречи с этим прилизанным типом в модных очках и дорогом костюме у меня остались лишь липкие и брезгливые воспоминания, которые я не могу стряхнуть с себя вот уже несколько лет. Он слушал мой прерывистый и сбивчивый рассказ, закинув ногу на ногу, и время от времени делал пометки в блокноте. Когда я замолчала, по его тонким губам скользнула едва уловимая ехидная улыбочка, которую он, впрочем, быстро подавил и обратился ко мне тоном, которым обычно сообщают общеизвестные истины в духе: «Земля круглая» или «Вода кипит при ста градусах по Цельсию». Из его слов выходило, что у меня просто-напросто дефицит внимания, а своими рассказами о вещих снах и кошмарах я пытаюсь достучаться до родителей. Но он не учел, что мне совершенно незачем было придумывать всякую чушь, ведь мама с папой и так меня любят. Дальше он принялся пространно рассуждать о том, что в моем возрасте всем хочется чувствовать себя особенными и что это нормально. Он все говорил, говорил, говорил… С каждым его словом я все больше вжималась в огромное кресло, стоявшее в углу его кабинета. Мне хотелось стать как можно меньше, чтобы в итоге растаять, исчезнуть, испариться… Что угодно, лишь бы не слышать эту тягучую манерную речь, не замечать насмешки, притаившейся в глубине рыбьих глаз. Когда мои мучения наконец подошли к концу и он заявил, что ждет меня на приеме через неделю, я вежливо кивнула и вышла, тихо притворив за собой дверь. Тогда я приняла сразу два важных решения: я больше никогда не вернусь в этот кабинет и никому не раскрою своей тайны.

Кев, будто почувствовав мою тревогу, накрыл ладонью мою руку. Я удивленно посмотрела на него.

– Как ты? – просто спросил он и тут же убрал руку.

Он всегда тонко улавливал мое настроение. Порой даже лучше, чем я сама. Вообще-то я не слишком искусна в объяснении собственных чувств, но Кеву хватало и моих скудных речей. Одно из его главных достоинств – умение слушать. Не ждать, когда собеседник закончит рассказ, чтобы непременно ввернуть собственную историю на схожую тему или дать непрошеный совет, а именно слушать. Слушать и слышать. Ведь иногда, рассказывая о чем-то, мы вовсе не ищем решения проблемы – нам просто нужен кто-то, кто нас поймет и разделит с нами бремя чувств и эмоций. Кто-то, кто просто будет рядом. Как сейчас.

Почему бы не рассказать Кеву о моих снах? Я часто задавалась этим вопросом. Если и был в этом мире человек, способный меня понять, то это он. Несколько раз я даже мысленно репетировала речь, готовясь посвятить друга в свою тайну, но неизменно пасовала в последний момент. Всему виной страх. Я не боялась, что Кев отвернется от меня. Нет, меня страшило другое: что я не смогу простить его, если он усомнится в моих словах. Недоверие превратится в невидимую преграду, которая будет расти до тех пор, пока окончательно не разрушит нашу дружбу.

Но, если быть искренней до конца, от откровенной беседы меня удерживало кое-что еще. Что-то, чему я не могла подобрать определение. Возможно, некое внутреннее предчувствие, что еще не время, что нужно подождать? В общем, еще одна из тех загадок моей жизни, которые я не могла объяснить даже самой себе.

Все это время, пока я молча смотрела на извивающийся внизу ущелья ручей и размышляла о своем, Кев терпеливо ждал, когда я наконец соберусь с мыслями. Агнешка бы уже вовсю размахивала руками у меня перед глазами и требовала ответа с настойчивостью, достойной ослика из мультфильма про Шрека.

– Это сложно, Кев. Вроде бы все хорошо, но иногда я волнуюсь из-за родителей, – заговорила я, решив отделаться полуправдой. – Беспокоюсь, правильно ли я поступила. Сомневаюсь, хватит ли у меня сил, чтобы следовать за мечтой. Вдруг я просто бесцельно трачу время и никогда не смогу поступить в академию искусств? Вдруг я так никогда и не стану настоящим художником? Что, если родители правы? – Я посмотрела на него, закусив губу. Собственные слова казались мне путаными и глупыми. Впрочем, как и большинство моих мыслей, стоило мне лишь высказать их вслух. – Понимаю, как все это нелепо звучит, ведь в мире есть проблемы гораздо важнее, – торопливо добавила я, прежде чем Кев успел вставить хоть слово.

Пусть я и не рассказала ему про свои сны, но все равно поделилась тем, что терзало меня уже долгое время. Тем, что я не решилась бы рассказать никому другому.

Кев ответил не сразу. Несколько минут он просто стоял рядом, вглядываясь в бегущую воду, будто пытаясь отыскать подходящие слова в ее глубинах.

– Кася, а как узнать, что ты ошиблась, если не попробовать? И как поиск мечты может быть глупым? Если бы ты поступила в нелюбимый университет, чтобы потом пойти на работу, от которой тебя тошнит, кому бы от этого стало лучше? Разве смогла бы ты что-то дать этому миру, когда внутри тебя ледяная бездна? Что бы ты предложила людям? Горечь, недовольство, злость и осколки собственной души?

– Но я ведь смогла бы, наверное, совмещать работу и творчество, – неуверенно отозвалась я, прекрасно понимая, что еще долго буду размышлять над вопросами, которые задал мне друг.