Книга странствий

Поэтому основной способ, постоянно культивируемый эволюцией и утверждаемый естественным отбором - борьба. Бегство - это, кстати, тоже разновидность борьбы. Существа, нашедшие этот способ, продвинулись по лестнице эволюции до высшей ступени развития - до человека, способного к осознанной борьбе. Или игре, что то же самое.

Ярчайший образ игровой борьбы - фехтовальщик, живое и подвижное воплощение понятия игры. В арсенале его средств есть нападение и отступление, непрерывное слежение за противником, стремительный анализ его приёмов и характера - чтобы успеть и суметь прореагировать, ответить выпадом, уходом или защитой. Главное в такой игре - быстрота ответа. Как же уменьшить это время, как перейти за положенную природой границу быстроты реакции? А очень просто: ответить ещё до того, как завершено действие, на которое реагируешь! Предвосхитить это будущее и заранее привести себя в готовность к ответу. То есть ответить мгновенно, ещё не разобравшись наверняка, верно ли было предугадано действие. Риск значительно повышается, но насколько же возрастает выигрыш!

И естественный отбор закрепил незримым штампом о жизнеспособности те виды живых существ, которые научились на основе прошлого опыта составлять вероятностную картину ближайшего будущего - через мгновение, секунду или час. Жизнь одобрила игровые механизмы мозга. А на уровне человека это выросло до осознанного предвидения (тоже вероятностного, разумеется).

Обсуждая эту игру-борьбу, естественно спросить теперь о главном: как же мозг решает каждый раз (и непрерывно) ту проблему, о которой мы уже упоминали - двигательную задачу? Как включаются нужные мышцы (это именуется очень красиво - кинетическая мелодия), чтобы привести тело в нужное положение, совершить мгновенное новое действие? Откуда будущая цель заранее известна мозгу?

Эту будущую цель физиолог Бернштейн назвал "потребным будущим". Мозг строит модель этого потребного будущего, и в соответствии с моделью разыгрывает мелодию включающихся мышц. Так родились и стали развиваться идеи совершенно новых представлений о работе нервной системы - это было названо физиологией активности.

Три десятилетия спустя в послесловии к академическому изданию работ Бернштейна будет сухо и спокойно сказано, что, по всей видимости, с его имени будет вестись начало "возникающей науки - теоретической нейрофизиологии, подобно тому, как начало теоретической физики связывается с именем Максвелла".

А в начале шестидесятых годов нечто поразительное для истории науки (и для видавшей всякое России) совершалось тихо и негромко: в коммунальную квартиру на улице Щукина тонким ручейком текли люди. Это были физиологи и математики, невропатологи и биофизики, различные другие специалисты, включая инженеров и кибернетиков. Идеи непрерывной игровой активности мозга сулили удивительные новые перспективы в самых разных областях познания и техники. И Николай Александрович беседовал со всеми. Все приходили к нему порознь, и лишь однажды он собрал всех своих учеников одновременно. Это было за год до его смерти, и он единственный знал точно этот срок. Он сам себе поставил безошибочный диагноз, снялся с учёта в поликлинике, чтобы никто не помешал работе над книгой (она вышла уже после его смерти), а ученикам напористо и непривычно строго обозначил направление их изысканий.

Я помню очень хорошо тот день в холодном январе шестьдесят шестого года, когда стояли тесной группкой несколько учёных средних лет и обсуждали, как им лучше поступить. В некрологе, который отнесли в вечернюю газету, соглашались только на эпитет "известный", потому что для эпитета "выдающийся" требовалось специальное разрешение горкома партии. А времени уже не было, да и такого разрешения не дали бы наверняка. И кто-то вслух сообразил, как засмеялся бы над этой незадачей сам Николай Александрович, и вся проблема мигом рассосалась в воздухе.

Судьба человека

Осенью сорокового года в лагерь для польских военнопленных в Ламсдорфе приехала высокая комиссия. Сюда давно уже собирали украинцев из лагерей, разбросанных по всей территории Третьего Рейха. Были здесь даже те, что когда-то эмигрировали в разные европейские страны, а теперь сражались в армиях этих стран и попали в плен. Всего тут собралось около шестидесяти тысяч украинцев. Обращались с пленными настолько прилично, что давно уже поползли смутные слухи: скоро отпустят жить на завоёванных территориях, ибо немцы планируют восстановить в огромных былых размерах когдатошнюю независимую Украину. Соблазнённые этим слухом, к украинцам стали примыкать польские пленные. Чтоб их найти, изобличить и отделить, прибыла из Берлина эта комиссия Центрального Украинского Комитета, озабоченного национальной чистотой будущей самостийной Украины.