Пока его не было, Киврин усиленно вспоминала, какие меры принимали против чумы современники. Носили бутоньерки, пили толченый изумруд, ставили пиявки на бубоны — но все это хуже, чем мертвому припарки. Как ни старайся, объяснила доктор Аренс, современники были бессильны. Лишь антибиотики типа тетрациклина или стрептомицина могли помочь, а их открыли только в XX столетии.
— Поить его и укрывать потеплее, — ответила Киврин.
— Господь не оставит его, — проговорил Рош, глядя на клирика.
«Оставит, — возразила Киврин. — Уже оставил. Половину Европы».
— Господь не может помочь нам в борьбе с чумой, — сказала она вслух.
Рош кивнул и взял плошку с елеем.
— Наденьте повязку, — напомнила Киврин и, подобрав с пола последнюю тряпицу, завязала ее у Роша на затылке. — Без повязки к нему не подходите.
Лишь бы он не заметил, что она сама без повязки.
— Это Господь наслал на нас чуму? — спросил Рош.
— Нет. Нет-нет.
— Тогда, выходит, это козни дьявола?
Соблазн сказать «да» был велик. Почти вся Европа считала чуму происками антихриста. И устраивала охоту на слуг антихриста, истязая евреев и прокаженных, забрасывая камнями старух, сжигая молодых девушек на костре.
— Никто ее не насылал, — объяснила Киврин. — Это хворь. В ней нет ничьей вины. Господь помог бы нам, будь это в его силах, но он… — Но он что? Не слышит нас? Отвернулся? Не существует? — Ему не до нас, — неуклюже вывернулась она.
— И нам придется самим?
— Да.
Рош опустился на колени у кровати и на минуту склонил голову над сложенными ладонями.
— Я знаю, что Господь послал нам тебя на великое благо.
Киврин тоже преклонила колени и сомкнула ладони.
—
— И убереги Роша от заражения, — шептала Киврин в диктофон. — Убереги Розамунду от заражения. Пусть клирик умрет, прежде чем чума доберется до его легких.
Распевный голос Роша звучал так же, как когда-то давно, когда он читал молитвы у ее постели. Оставалось только надеяться, что клирику он приносит такое же утешение, как когда-то ей. По его виду сложно было понять. Исповедаться он уже не мог, а помазание причиняло боль. Он дернулся, когда ладоней коснулся холодный елей, дыхание становилось все шумнее с каждой строкой молитвы. Наконец Рош поднял голову и посмотрел на больного. На руках клирика проступали крошечные иссиня-черные кровоподтеки — это значит, что под кожей один за другим лопались сосуды.
— Неужто настает конец света, предсказанный апостолами Господними? — спросил Рош, повернувшись к Киврин.
«Да», — подумала она.
— Нет. Нет, просто лихие времена. Черные дни. Но умрут не все. А потом будут и хорошие. Возрождение и классовые реформы, и музыка. Золотая пора. И появятся новые лекарства, и люди перестанут гибнуть от этой хвори, и от оспы, и от пневмонии. И будет вдосталь еды, а в домах станет тепло даже зимой. — Она представила наряженный к Рождеству Оксфорд, освещенные улицы и витрины. — Повсюду будет свет и колокола, которые звонят сами.
Их разговоры успокоили клирика. Он задышал ровнее и погрузился в дремоту.
— А теперь отойдите от него, — велела Киврин и увела Роша к окну, потом принесла плошку с водой. — Надо вымыть руки после того, как вы его касались.
Воды в плошке было на донце.
— Еще надо мыть посуду и ложки, которыми мы его кормим, — продолжала Киврин, глядя, как Рош полощет в миске свои большие руки. — А одежду и повязки сжечь. В них чума.
Он вытер ладони о подол ризы и отправился объяснять Эливис, что нужно делать. Вернулся он с плошкой свежей воды, но ее хватило ненадолго. Клирик проснулся и постоянно просил пить. Поила его Киврин, из кружки, стараясь как можно меньше подпускать Роша к кровати.
Потом Рош ушел читать вечерние молитвы и звонить. Киврин закрыла за ним дверь, прислушиваясь к звукам снизу, но ничего не услышала. Наверное, все заснули. Или больны. Ей представилась Имейн, склоняющаяся над клириком со своей мазью, и Агнес, стоящая у изножья кровати, а потом Розамунда, придавленная массивным телом.
«Слишком поздно», — думала она, шагая взад-вперед вдоль кровати. Они все заразились. Какой у чумы инкубационный период? Две недели? Нет, это срок, через который начинает действовать вакцина. Четыре дня? Три? Она не помнила. А как давно клирик считается заразным? Она попыталась вспомнить, с кем он сидел за праздничным столом, с кем разговаривал, но ведь она тогда не обращала на него особого внимания. Она следила за Гэвином. Четкое воспоминание осталось только одно — как клирик хватал Мейзри за юбку.
Киврин приоткрыла дверь.
— Мейзри!
Тишина. Но это ничего не значит, служанка могла просто забиться куда-нибудь или заснуть, а у клирика бубонная форма, которая разносится блохами, не пневмоническая. Может, он никого и не заразил, уговаривала себя Киврин, однако, дождавшись возвращения Роша, взяла жаровню и спустилась за горячими углями. И заодно убедиться, что с остальными все в порядке.