- Убьешь, - согласился Ихор, - но только если будешь помнить, что тебе нужно его убить. А для этого ты должен остаться при памяти. Нормальным, понимаешь? Или хотя бы казаться нормальным. Не выделяйся, Валко.
Не выделяйся… основной закон Империи, и как он мог забыть о нем? Просто с памятью что-то не то… или с жизнью.
- Поэтому давай, доедай, потом в душ. Одежду я принесу. А ты извинишься перед Хозяином за доставленные неудобства и свое неосмотрительное поведение. Скажешь, что все осознал и больше инцидент не повторится. Делай вид, Валко. Прими правила игры, без этого не выжить.
Света, хоть бы каплю солнечного света! Окон нет, ни в комнате, ни в коридорах, ни даже здесь, в кабинете камрада Унда. Тяжелые изгибы мебели, пыльное озеро зеркала в обрамлении темно-зеленых портьер и символами власти герб и флаг Империи. Камрад Унд был частью обстановки, живой, но тем не менее привязанной к этому кабинету. Строгий костюм, строгий взгляд, наверное, имперцы, попав сюда, трепещут, а Вальрик не испытывал ничего, кроме желания выпустить Хозяину кишки.
Руки предусмотрительно скованы за спиной. И оружия нет. Плохо. Но Ихор прав, нужно притворяться, выжить, выждать момент. На темном ковре кровь не будет видна, а жаль… вот если на паркете, чтобы черная лужа и испуг в глазах, чтобы медленно подыхал, чтобы…
- Мне не нравится твой взгляд, - сказал камрад Унд.
- Простите.
Вальрик решил смотреть на пол. Жесткий зеленый ворс, черные ботинки, слева, там где стол, на ковре круглое пятно выцветшей краски. Точно пролили что-то. Не надо думать о хозяине этого кабинета, лучше о ковре, это безопаснее… спокойнее, за этими мыслями можно спрятать другие, те, что про кровь.
Черная лужа расползается, захватывая лакированные деревянные дощечки одна за одной. Притворяться? Все в порядке. Ненависти нет. Ничего нет. Только зеленый ковер и черные ботинки.
- Это все, что ты хочешь сказать?
- Я… прошу прощения. Я понял, что был не прав. - Ложь приходилось выталкивать наружу. - Я больше… я буду вести себя в соответствии с принятыми правилами.
- Неужели? Ты здесь всего несколько месяцев и уже дважды нарушил порядок. Уровень твоей агрессивности неоправданно высок даже для бойца. Это доставляет определенные проблемы. С другой стороны эмоциональная неустойчивость делает тебя потенциально опасным существом, которое было бы разумнее ликвидировать. Но в то же время ликвидация повлечет за собой определенные финансовые потери, что весьма неприятно. Ты говоришь, что осознал, я полагаю - ты лжешь, но готов принять эту ложь. До начала Сезона осталось полтора месяца. На тебя поставлены деньги и многие серьезные люди огорчатся, если ты не выйдешь на арену. - Камрад Унд поднялся из-за стола и подошел вплотную, приподняв двумя пальцами подбородок, он заглянул в глаза. - Поэтому, Валко или Вальрик, мне все равно, как называть тебя, но на арену ты попадешь в любом случае. Но вот в каком состоянии - зависит лишь от тебя. Полагаю, Ихор просветил тебя относительно некоторых возможностей нашей медицины? В глаза смотри, Вальрик. Да, ты пока не боишься, но я надеюсь, на твое благоразумие. Или ты уже не способен думать?
Способен. Например, о том, что руки связаны. И оружия нет… можно, конечно, ногой в висок, но не факт, что получится… и если получится, то слишком быстро, а Унд будет умирать долго, кровь на паркете и ужас в глазах… или не ужас. Вальрик потом узнает, позже, в других условиях. А сейчас он будет как все.
Не выделяться.
Хороший закон.
Фома
Зябко. Мелкая дрожь и холодный пот по позвоночнику, и треклятый кашель, после которого во рту надолго поселялся солоноватый металлический привкус крови. И с каждым днем становилось все хуже, все чаще с кашлем отхаркивались черные кровяные сгустки, а воздух, казалось, разъедал легкие. И Ярви плакала. Пряталась так, чтобы Фома не видел, и плакала, а когда рядом с ним, то улыбалась, вот только улыбка эта была вымученной.
За окном дождь, первый весенний, еще холодный, но светлый. Пахнет смолисто-клейкими почками сирени . Крупные капли скользили по стеклу, и мир снаружи казался одним мутным дрожащим пятном. Интересно, получится ли до лета дожить? Голос обещал выздоровление, но, наверное, что-то не получилось и стало только хуже.
Лежать надоело, но стоило подняться с кровати, и скрутил новый приступ кашля, и долго пришлось отплевываться кровью. Когда же это закончится?
- Скоро, - пообещал Голос. - Терпи.
Фома терпел. Он не жаловался, просто было стыдно за собственную беспомощность и за ее слезы, которых он не заслуживал.
Куртка показалась тяжелой, почти неподъемной, и Фома даже решил было отказаться от мысли выйти наружу, в конце концов, дома тепло, зачем мокнуть? Но ведь дождь, весна, которую он, возможно, никогда больше не увидит. Снаружи сыро. Тонкие ручьи воды, стекая с черной, провисшей, точно лошадиное брюхо, крыши, мелкими брызгами разбивались о каменную кладку фундамента. А в сияющем чистотой небе солнце, смешиваясь с дождевой водой, разрасталось многоцветьем радуги.