Книга судьбы

Все та же вилла, что десять лет тому назад, на северном берегу – все та же красота дожидалась меня, чтобы перенести в прошлое, к лучшим дням моей жизни. В ушах зазвенели голоса мальчиков, игравших с отцом. Я ловила на себе заинтересованный взгляд Хамида. Я могла часами сидеть и смотреть, как он играет с детьми. Однажды я поймала мяч и кинула его им. И все эти прекрасные образы прошлого мгновенно рассыпались, вторгся чуждый звук. Боже, как быстро все миновало. Только и было у меня счастливой семейной жизни – тот месяц. Все остальное – одиночество, страдание, боль.

Куда бы я ни глянула – все порождало воспоминания. Порой я инстинктивно распахивала объятия навстречу любимым и вдруг приходила в себя, оглядывалась в страхе, в смущении: не видел ли кто. Однажды ночью, когда я сидела на пляже, погруженная в свои мысли, я почувствовала руку Хамида на своем плече. Его присутствие казалось таким реальным, таким естественным. Я прошептала: “О, Хамид, как же я устала!” Он легонько сдавил мне плечо. Я прижалась щекой к его ладони, другой рукой он ласково гладил мои волосы.

От оклика Мансуре я так и подскочила.

– Где ты была? Я тебя уже час ищу.

Плечу все еще было тепло от ладони Хамида. Что же это за фантазия, так похожая на реальность? – дивилась я. Если же безумие означает разрыв с реальностью, значит, я безумна. Как хорошо! Отдаться наваждению, провести остаток жизни в сладостном бреду, в свободе, даруемой сумасшествием. Соблазн был велик, и я уже стояла на краю. Только мысль о Ширин, об ответственности за нее воспретила мне броситься с обрыва.

Я поняла, что мне пора возвращаться домой, иначе фантазии одолеют меня. Два дня я еще боролась, на третий собрала свои вещи и уехала в Тегеран.

Теплым августовским днем, в два часа, все в офисе вдруг принялись бегать, орать от радости, поздравлять друг друга. Алипур распахнул дверь в мой кабинет и крикнул:

– Война закончилась!

Я даже не встала со стула. Чего бы я ни отдала, чтобы услышать эту весть годом раньше! Я давно уже не обращалась за справками в военное министерство. Хотя матери солдата, пропавшего в бою, оказывалось всякое уважение, эти официальные любезности так же резали сердце, как те оскорбления, которые я выслушивала у ворот тюрьмы, сперва как жена коммуниста, потом как мать моджахеда. Невыносимо.

Прошло больше месяца после окончания войны. Школы еще не открылись. Однажды в п утра дверь в мой кабинет распахнулась, ворвались Ширин и Мансуре. Я вскочила, испуганная, не решаясь даже спросить, что случилось. Ширин бросилась мне на шею и заплакала. Мансуре стояла и глядела на меня и тоже плакала.

– Масум! – еле выговорила она. – Он жив! Он жив!

Я рухнула на стул, откинулась головой к спинке, закрыла глаза. Если это сон, не хочу никогда больше просыпаться. Ширин стала бить меня по лицу своими маленькими ладошками:

– Мама, проснись! – взывала она. – Проснись, ради Аллаха!

Я открыла глаза. Она радостно засмеялась и сказала:

– Позвонили из штаба. Я сама говорила с ними. Они сказали, имя Масуда есть в списках военнопленных, в списках ООН.

– Ты уверена? – переспросила я. – Правильно ли ты поняла? Надо мне самой сходить разузнать.

– Не надо, – остановила меня Мансуре. – Ширин прибежала ко мне, и я сама им перезвонила. Имя Масуда и вся личная информация есть в списке. Мне сказали, его скоро обменяют.

Не помню, что со мной было. Наверное, я танцевала, как безумная, и простиралась в молитве на полу. К счастью, Мансуре была рядом, она отгоняла любопытных от двери моего кабинета, и никто не видел, как странно я себя веду. Я должна была отправиться в какое-нибудь святое место, испросить у Аллаха прощения за мои прежние богохульства, пока только что обретенное счастье не просочилось сквозь пальцы, словно вода. Мансуре предложила съездить к гробнице Салеха [5]: до нее было ближе всего.

Я ухватилась за ограду, отделявшую паломников от гробницы, и повторяла снова и снова:

– Господи, я виновата, прости меня! Аллах великий, милосердный, прости меня! Обещаю прочесть все пропущенные молитвы, обещаю подавать милостыню бедным…

Оглядываясь на те дни, я понимаю, что вот тут-то я и впрямь обезумела. Я разговаривала с Богом, словно дитя со своим товарищем по игре, причем правила игры устанавливала я и зорко следила за тем, чтобы ни одна сторона не нарушала эти правила. Аллаха я упорно молила не отворачиваться больше от меня. Как женщина, воссоединившаяся с возлюбленным после разрыва, я была и счастлива, и неспокойна и все просила у Бога прощения в надежде, что он позабудет мою неблагодарность, поймет причину моего исступления.