Читаем Книга судьбы полностью

К счастью, мой отец, их с Сиамаком взаимная и крепкая любовь отчасти компенсировали отсутствие Хамида. Хотя Сиамак не очень-то льнул к близким, во время визитов моего отца он старался держаться поближе к нему, а порой усаживался к нему на колени. Отец обращался с ним сдержанно и уважительно, словно со взрослым, и Сиамак без возражений слушался и выполнял все, что скажет ему дед. Но он никак не мог стерпеть, чтобы Хамид или мой отец проявили малейшее внимание к Масуду. Он смирился с тем, что все остальные, и даже я, делят свое внимание между двумя братьями, даже с тем, что Масуда порой ласкают больше, но любовь отца и любовь деда должны были принадлежать исключительно ему одному, и он не подпускал соперника. Для Хамида это не было проблемой, он и так не особо замечал Масуда. Отец же, который очень хорошо понимал Сиамака, старался при нем не проявлять любви к младшему и тем дороже становился старшему.

Наконец Сиамак привык к школе, хотя и дальше ни один месяц не обходился без вызова к директору из-за очередной драки. Однако теперь, наладив школьную жизнь сына, я могла и сама закончить образование. Обидно было так и не получить аттестат, оставить столь важное дело незаконченным. Я стала вставать спозаранку, чтобы переделать за утро все дела. Когда Сиамак уходил в школу, Масуд играл сам с собой, он мог часами рисовать цветными карандашами, в хорошую погоду катался во дворе на трехколесном велосипеде. А я садилась и принималась за уроки. Ходить в школу казалось мне необязательным… Каждый день, когда Сиамак возвращался из школы, дом содрогался, словно от землетрясения. У нас появилась новая проблема: его домашние задания. Он успевал извести меня, пока сделает уроки. Со временем я поняла: чем больше я нервничаю, тем сильнее упрямится сын. Тогда я постаралась обращаться с ним как можно терпеливее, не давить. И лишь поздно вечером, а то и с утра он брался за тетради.

Однажды утром, когда я оставалась одна дома с Масудом, меня навестила госпожа Парвин. Вид у нее был взволнованный. Я сразу же угадала, что она принесла какие-то интересные известия. Важные новости она доставляла самолично, сообщала их, приукрашая, уснащая подробностями и следя за моей реакцией. О заурядных событиях она рассказывала по телефону.

– Что нового? – спросила я.

– Нового? Кто сказал, будто произошло что-то новое?

– Ваше лицо, ваши ухватки, голос – все даже не говорит, а кричит: новости горячие! С пылу, с жару!

Раскрасневшись, она села и начала:

– Да! Ты ушам своим не поверишь, только представь себе… Но сначала принеси чаю. В глотке пересохло.

Тоже одна из ее привычек: терзать меня, пока я не изведусь от любопытства, и чем интереснее новость, тем дольше госпожа Парвин оттягивала свой рассказ. Я поспешно поставила чайник на плиту и вернулась к ней.

– Расскажите же, чайник так сразу не закипит.

– Ох, я умираю от жажды! Едва могу говорить.

В досаде я сходила на кухню и принесла ей стакан воды:

– Ну же! Расскажите.

– Давай выпьем сначала чаю…

– А… ну ладно, не рассказывайте. Не больно-то и хотелось, – надулась я и опять ушла в кухню.

Она пошла за мной, приговаривая:

– Погоди, не обижайся. Угадай, кого я видела сегодня утром?

Сердце во мне замерло, глаза расширились:

– Саида?

– О, полно! Ты его еще не забыла? С двумя-то детьми – я-то думала, ты все мысли о нем давно из головы выкинула.

И я так думала и сама смутилась. Это имя само собой вырвалось у меня. Как странно, подумала я, неужели он все еще живет в моей памяти?

– Не обращайте внимания, – попросила я. – Скажите, кого же вы видели?

– Мать Парванэ!

– Ради Аллаха, это правда? Где вы ее видели?

– Все в свое время. Вон вода кипит. Завари чай, и я тебе все расскажу. Нынче утром я шла по улице за парком Сепах Салар, хотела обувь себе купить. И сквозь витрину увидела женщину, похожую на госпожу Ахмади. Поначалу я не была уверена. Она, по правде говоря, заметно состарилась. Сколько уже времени прошло с тех пор, как мы были знакомы с этой семьей?

– Почти семь лет.

– Я вошла в магазин и присмотрелась получше. Да, это была госпожа Ахмади. Сперва она меня не припомнила, но я подумала, нужно заговорить с ней, хотя бы ради тебя. Я поздоровалась, и она меня все-таки узнала. Мы довольно долго с ней беседовали. Она расспрашивала обо всех соседях.

– И обо мне тоже? – заволновалась я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза