Книга судеб

— Давай попробуем! — глаза журналистки вспыхнули профессиональным азартом. — Вот это будет репортаж! «Интервью с призраком». А начнем с Театрального…Может, что и выйдет?

Она быстро глянула на часы и засобиралась.

— Едем сейчас же. Студенты часто остаются на дополнительные занятия. Так что вуз открыт до полуночи. Репетиции, спектакли и прочая дребедень…

— Ты-то откуда все это знаешь? — спросил я, набрасывая на плечи пуховик, увлеченный энтузиазмом Красовской.

— У меня подружка училась там два курса, пока не отчислили…Ты поможешь? — она кивнула на свою куртку, предлагая подать ей одежду. Я переместился девушке за спину. В нос ударил стойкий аромат цветочных духов и еще чего-то пряного. Я тряхнул головой, отгоняя наваждение.

— Отлично! — мои руки сами собой обняли журналистку, и она возмущенно фыркнула. — Видела бы тебя твоя жена сейчас, чтобы подумала…

— Что ее муж хорошо воспитан, — усмехнулся я, расплачиваясь по счету.

А Светка стояла на экскалаторе, ехавшим вниз, с тележкой, нагруженной продуктами. Она видела нас, в ее глаза стояли слезы, но я не знал, что она думала в тот момент. А если бы видел жену, то наплевал на всех призраков Харькова вместе взятых и рванул ее догонять, но она меня не окликнула, не позвала. Моя судьба сделала очередной крутой поворот.

ГЛАВА 4

Миллионер Вячеслав Заславский — владелец футбольного клуба, крупнейшего тракторного завода в Европе стоял у окна и наблюдал, как дворник гребет лопатой слежавшийся мокрый снег на узких дорожках его усадьбы.

Зима выдалась в этом году на редкость снежная и морозная. Жаль Кира не видит ее. При мысли о дочери он поморщился. Разом нахлынули страшные воспоминания годичной давности, когда дорогой мерседес «S класса» со всего маху врезался в столб уличного освещения, а за рулем сидела его маленькая девочка, его дочурка, только вчера в день своего восемнадцатилетия получившая права на вождения автомобиля. Ту ночь он не забудет никогда! Слезы жены, мрачные предсказания врачей, почти шестичасовая операция с трепанацией черепа и угрюмый безмерно уставший голос нейрохирурга, только вышедшего из оперблока.

— Ваша дочь в коме…

Слова резанули по самому родному, что хранилось в сердце. Ноги жены, стоявшей рядом подкосились, она, охнув, медленно сползла по стенке. А он…он видел все, как в тумане, смутные очертания фигур в белых халатах, голоса врачей, доносившихся до него, как будто сквозь вату. Суета в приемном покое.

Но это оказалось не самое страшное… Самое ужасное, жуткое было еще впереди, когда ушла надежда…когда были объезжены все знаменитые клиники от Израиля до Германии, когда врачи беспомощно пожимали плечами, говоря, что они сделали все возможное.

А через полгода бессмысленных скитаний по городам и весям, многомиллионных затрат, полностью развалившегося бизнеса, тот же самый нейрохирург, который оперировал Кирочку в ту страшную ночь предложил отключить ее от аппарата поддержки жизнеобеспечения. Вот тогда исчезла надежда совсем!

Сердце дрогнуло, разум твердил о том, что ее уже не вернуть, но жена не простила ему бы такого решения. Она и так сильно изменилась за это время. Похудела, побледнела, стала молиться, ходить в церковь, напрочь забыв о бутиках и нарядах. Теперь ее жизнь заключалась в этом безжизненном теле совсем еще молодой девушки, лежащей без движения на кровати, подключенная к самому современному оборудованию, не дающему затухнуть слабо работающему мозгу.

Заславский поморщился от боли в левой стороне груди. Вытащил из секретера пузырек с лекарством и накапал себе немного. Залпом выпил, словно стопку водки. Никто не должен видеть его слабым! Никто не должен видеть его таким, какой он сейчас, одуревшим от моральной и физической боли почти полностью сломленным человеком. Для всех он должен был и оставаться владельцем фабрик, газет, пароходов, сильным противником и могучим союзником.

— Вячеслав? — в комнату зашла Ирина — жена, бледная копия себя прошлой, всегда яркой и дышащей сексуальностью женщиной. Теперь на ней не было макияжа. Роскошные каштановые волосы стянуты в тугой пучок и спрятаны под черным платком. Одета Заславская была в серую зламиду до пят, увешенная каким-то омулетами и оберегами.

— Да, Ирочка, — со вздохом олигарх повернулся к жене, изобразив на своем лице натянутую улыбку. Он всегда стремился ее поддержать. Зная, что только надеждой она живет, только надежда дарит ей силы двигаться дальше и бороться.

— Ты сегодня не был у Кирочки… — укоризненно поглядела она на него. — Наша доченька будет расстроена, что папочка про нее забыл.