— Об этом говорится в одной из наших книг, — сказала Женевьева. — Она описывает таинства языческих культов. Герцог или инквизиция уничтожили бы ее, потому что это книга о том, как создать религию. — Она кивнула, увидев его шокированное выражение лица. — В ней говорится о том, как изменить ход жизни человека, используя правильную церемонию в правильное время. У нас всего несколько общих обрядов — крещение, бракосочетание, смерть — потому что это события, которые все мы разделяем. Это единственные церемонии, которые мы видим, поэтому мы решаем, что другого нам не дано. Древние знали, что можно изобрести ритуал, чтобы навсегда запечатлеть любое изменение в своей жизни. И все же имеются ритуалы, относящиеся только к одному человеку и имеющие значение только для него. Это не такая уж нелепая идея: король — единственный, кто проходит коронацию, правда? В этой книге, о которой я говорила, описывается, как создавать ритуалы событий для небольших групп или даже для отдельных людей.
— Но какое это имеет отношение к вашей системе запоминания или к вашим торговцам?
— Это имеет отношение к пожертвованиям. И цивилизации. — Она рассмеялась над его растерянным лицом. — Вот увидите. Сегодня это будет иметь прямое отношение к вам.
Легкое беспокойство, которое испытывал Невиль весь день, начало усиливаться.
— Что вы имеете в виду?
Она остановилась у арки, вырезанной в стене расселины.
— Каждая страница в нашем колесе книг — это впечатляющая, запоминающаяся картина. Вы можете использовать ее, чтобы увериться, что вы никогда ничего не забудете. Верно?
— Да…
— Насколько мощнее было бы ваше воспоминание, если бы вы могли шагнуть на эту страницу?
— Звучит похоже на колдовство.
— Разве вы не видите, Невиль, вы же сделали это, когда стояли под окном Сесили. Вы нарисовали настолько живую картину, что теперь это единственная картина с Сесилью, что висит в вашем дворце воспоминаний. То, что вы сделали не осознавая того, мы сейчас исправим. Теми же средствами. — Она жестом пригласила его пройти через арку. — Идемте. Взгляните на «храм» Жака.
Когда-то в прошлом люди расширили природный грот, а по его бокам вырезали столбы, чтобы он напоминал храм.
Стены украшали выцветшие фрески. На одной, где дрожали яркие отблески факелов, изображался юноша с мечом и в широком развевающемся плаще, усыпанном звездами. На другой стене была картина с той же фигурой, убивающей быка.
Но средоточием зала были не фрески. Этот грот был устроен ярусами, как театр, но вместо сидений на каждом ярусе стояли многочисленные высокие деревянные досточки, которые неуютно напомнили Невилю надгробия. Среди этих плашек стояло изрядное число людей Женевьевы, все в диковинных костюмах, изображающих мифологические персонажи.
Он посмотрел на нее со смесью подозрительности и любопытства.
— Увидите, — сказала она.
Женевьева свела Невиля вниз на сцену. Когда он обернулся, чтобы взглянуть назад, все пространство, казалось, вдруг наполнилось цветом и движением, потому что таблички были красочно расписаны сценами и символами, знакомыми ему по мнемонической системе «Колесо книг».
И впрямь, вся Книга, казалось, ожила. Она качалась и танцевала в свете факелов, возвышаясь над ним. Рядом со сценой стоял образ связанных меж собой мужчины и женщины, в полную натуральную величину, сверкая в свете лампы. За ними находилось Солнце, дальше — Луна. Он изумленно вытаращился, а Женевьева улыбнулась:
— Храмовые обряды — это примитивное выхолащивание того, что мы собираемся сделать. Когда я познакомилась с вами, Невиль, я узнала, что вам нужно, и в чем ваша жизнь неполна. И вот я сложила пьесу для Театра, которая уберет тяжелые оковы, наложенные вами на собственную память. Начинаем!
Появились двое людей Женевьевы; один разыгрывал роль умирающей женщины, другой — ее возлюбленного, которому она приказывала уйти ради его же безопасности. Актеры выскакивали из-за одной из больших табличек, произносили свои реплики, а затем снова ныряли обратно. Словно говорили сами памятные изображения, мужчина и женщина по ходу действия являлись в разных ипостасях. Хотя Невиль знал, что это игра, от сочетания декораций, драмы, цветов и освещения у него пошли мурашки по спине. Вскоре он забыл об искусственности представления и просто погрузился в драму. Внезапно Женевьева сказала:
— Взгляните на меня.
Он повернулся. Она стояла рядом с ним, и была одета так, как он описал Сесиль, и в одной руке держала оливковую ветвь.
— Пора вступить в драму вам, Невиль, — сказала она. — До исхода ночи вы наконец примете этот символ, который протягивала вам ваша Сесиль все эти годы.
Когда Невиль наконец вернулся в свою комнату, брат Жак его уже ждал. Инквизитор сидел на цельнотесанном стуле, свеча озаряла его лицо снизу. Он ничего не сказал, когда Невиль вошел, просто разглядывал его физиономию с тем же знакомым озадаченным выражением.
Невилю казалось, что прошли годы с тех пор, как он видел Жака. Объяснить это было невозможно, но он был уже не тем человеком, кем был сегодня днем.
— Они над тобой поработали по-своему, так ведь? — сказал Жак вполголоса.