Книга теней

Несессер, надежно прикрепленный ремнями позади кареты, был на месте. Жаль, что никто не взломал его, освободив меня от оставшейся одежды, которую я никогда не стану носить, и от чувства вины за то, что избавилась от нее. Впрочем, я быстро заполняла несессер все новыми и новыми книгами, с которыми, разумеется, не желала расставаться. (Только через несколько дней, в открытом море, я осознала, какие сокровища оставляла на темной улице в этом дорожном сундуке, перетянутом лишь несколькими потертыми кожаными ремнями.)

Я немного посидела в берлине, закрыв дверь на задвижку, не поднимая штор, но сейчас ничего не могу вспомнить об этих мгновениях: беспокойство одолевало меня, и мысли путались. Лопату я легко разыскала, а мешки у меня были. Я выбрала одежду достаточно темную для копания в могилах (по крайней мере, так мне казалось), а поверх натянула кучерский камзол с многочисленными карманами, «позаимствованный» в гостинице с крючка для одежды.

Наконец я заставила себя выбраться из экипажа и, прихватив с собой «орудия труда», стараясь оставаться незамеченной, направилась разыскивать кладбище. Я пробиралась из тени в тень, избегая фонарей и освещенных окон, под которыми буквально проползала , опасаясь встретить кого-нибудь любопытствующего или, что еще хуже, непрошеного доброжелателя. И вот цель достигнута (если верить плану местности), но кладбища нет. Никакого кладбища! Я вновь и вновь изучала незатейливую карту, вертела ее так и сяк, поворачивалась сама то так, то эдак, пока наконец не убедилась, что именно здесь мне и следовало быть. Но ведь кладбища не было! Там, по сути, вообще ничего не было. Карта привела меня к боковой двери небольшого полуразвалившегося дома, черного, как деготь, и, по-видимому, заброшенного. Если в его дворе и хоронили кого-то, то едва ли в освященной земле.

Не зная, что предпринять дальше, я побродила еще немного, стараясь держаться самых темных мест. Можете вообразить мое облегчение, когда я случайно наткнулась на низкую ограду из кованого железа вокруг небольшого участка за домом — он-то и был кладбищем! Об этом свидетельствовал и знак на его калитке: было темно, зажечь огонь я не осмелилась и нащупала выпуклый крест — символ кладбища — пальцами. Впрочем, я не была в этом окончательно уверена, так как не могла толком разглядеть его, не говоря уже о том, что ничего не видела там, за оградой. А вдруг это огород, клумба или площадка для игры в шары? Проклиная отца Луи, я перешагнула через низкую ограду, задев ее зазубренный верх полой кучерского камзола. И тут я увидела явные признаки того, что искала, — унылые белые надгробные плиты, вкривь и вкось торчащие из земли, как ряды гнилых зубов. Кладбище занимало не больше сорока шагов в длину и двадцати в ширину. Я забеспокоилась, то ли это кладбище, которое указано на карте, но потом подумала: ну и что? Это такая же освященная земля, как и на любом другом погосте. Ведь есть же здесь крест на ограде! Должна, впрочем, сказать, что в моей голове тут же зародилась мысль, весьма меня озаботившая: если все же это не освященная земля, не пойдут ли прахом все наши труды на перекрестке дорог? Пытаясь прогнать эти опасения, я взялась за лопату, на рукоятке которой красовался серебряный набалдашник.

Из кармана камзола (до чего же была удачной идея украсть… нет, одолжить этот камзол!) я вытащила белую восковую свечу толщиной в мое запястье и зажгла ее, потратив несколько фосфорных спичек. Я переходила со свечой от могилы к могиле, низко наклоняясь, чтобы прочитать даты, — ведь мне было велено брать землю из свежей могилы.

Даты! Mon Dieu! Прошли века: здесь лежали умершие в Авиньоне давным-давно, многие — в один и тот же год. Холера, без сомнения. Или вражеское нашествие. Что же делать? Что делать? Сойдя с жесткой травы на землю и встав на колени, я увидела могилу, показавшуюся мне недавней: на ней еще не выросла трава. Надгробный камень еще без надписи, не успел покрыться мхом и лишайником. Взрыхленная земля несколько облегчила мою задачу. Я подгоняла себя: к полуночи мне надо было успеть на перекресток дорог. И я копала, пока не заполнила оба мешка кишащей червями землей. Мысленно попросив прощения у обитателя могилы, я заровняла ее как смогла.

Связав мешки вместе бечевкой (должна, не без смущения, признаться, что учла любую мелочь, которая мне могла понадобиться, битком набив карманы веревками и всякой всячиной), я перекинула их через плечо — один мешок спереди, другой — сзади. Лопату я прихватила тоже, зная, что на перекрестке дорог она понадобится мне вновь. Сняв нагар со свечи двумя смоченными слюной пальцами (этими же пальцами я затем изобразила в воздухе подобие креста), я потихоньку тем же путем выскользнула с кладбища. Дойдя до берлина, забросила в него мешки. Часы на городской башне показывали, что у меня осталось меньше двух часов, чтобы добраться от Авиньона до перекрестка дорог.