Книга тысячи и одной ночи. Том 8. Ночи 894-1001.

И я рассказал ему, что со мной случилось, и заплакал, и раздались рыданья невольницы из-за занавески, и хашимит со своими братьями горько заплакал от жалости ко мне, а потом он сказал: «Клянусь Аллахом, я не приближался к этой невольнице и не сходился с ней и не слышал её пения до сегодняшнего дня. Я человек, которому Аллах расширил его надел, и я прибыл в Багдад лишь для того, чтобы послушать пение и испросить моё жалованье от повелителя правоверных, и сделал оба дела, и когда я захотел вернуться на родину, я сказал себе: „Послушаю багдадское пение!“ – и купил эту невольницу. Я не знал, что вы оба в таком состоянии. Призываю Аллаха в свидетели: когда эта девушка достигнет Басры, я её отпущу на волю и женю тебя на ней и буду выдавать вам столько, что вам хватит, и больше, но с условием, что когда мне захочется послушать пение, перед девушкой будут вешать занавеску, и она будет петь из-за занавески. А ты стал одним из моих братьев и сотрапезников».

И затем хашимит сунул голову за занавеску и спросил девушку: «Согласна ли ты на это?» И девушка принялась его благословлять и благодарить. И потом он позвал одного из слуг и сказал ему: «Возьми этого юношу за руку, сними с него его одежду, одень его в роскошные платья, окури его благовониями и приведи к нам».

И слуга взял меня, и сделал со мною то, что велел его господин, и привёл меня к нему, и хашимит поставил передо мной вино, как он поставил его перед другими, и невольница начала петь на прекраснейший напев, произнося такие стихи:

«Порицали за то меня, что рыдала,
Когда милый пришёл ко мне для прощанья.
Не вкушали они разлуки, не знают,
Как сжигает печаль тоски мои ребра.
Право, знает любовь и страсть лишь печальный,
Потерявший в кочевье их своё сердце».

И все пришли в великий восторг, и усилилась радость юноши, – и я взял у невольницы лютню, – говорил он, – и ударил по ней, извлекая прекраснейшие звуки, и произнёс такие стихи:

«Проси дара, коль просишь ты благородных,
Всегда знавших богатство и изобилье,
Ибо просьба ко щедрому возвышает,
Обращенье же к низкому лишь позорит.
Если ж будет унизиться неизбежно,
Униженье, прося великих, отбрось ты.
Возвеличить достойного – не унизит,
Униженье – коль низких ты возвышаешь».

И люди обрадовались мне, и радость их усилилась, и они пребывали в радости и веселье, и то я пел немного, то невольница пела немного, пока мы не пристали где-то к берегу. Корабль стал на якорь, и все вышли, и я тоже вышел. А я был пьян и сел помочиться, и одолел меня сон, и я заснул, а путники вернулись на корабль, и он поплыл с ними вниз по реке, и они не знали о моем отсутствии, так как были пьяны. Я отдал деньги невольнице, и у меня ничего не осталось, и они уже достигли Басры, а я проснулся только от солнечного зноя. И я поднялся в том месте и осмотрелся, но не увидел никого, а я забыл спросить хашимита, как его зовут, где его дом в Басре и как о нем узнать. И я впал в смущенье, и оказалось, что моя былая радость о встрече с невольницей – сон. И я не знал, что делать, и прошёл мимо меня большой корабль, и я вошёл на этот корабль и приплыл в Басру, и я не знал там никого и не знал, где дом хашимита. И я зашёл к одному зеленщику и взял у него чернильницу и бумагу…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот девяносто девятая ночь

Когда же настала восемьсот девяносто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что багдадец, хозяин невольницы, когда приплыл в Басру, впал ночь в смущение, и он не знал, где дом хашимита.