Книга усовершенствования мертвых

Между прочим, здесь важно лишний раз подчеркнуть: его уверенность в том, что в принципе любая женщина не способна потерпеть нахлебника-мужчину, была трагически неверной. Многие способны и даже получают от этого немалое наслаждение. Его жены – да! – тут спору нет. Но думал-то он вообще обо всех женщинах на свете. И мыслью этой он был обязан Общественному Мнению. Эмансипированному Общественному Мнению. Улавливаете разницу? "Женщина не должна терпеть" и "Женщина не потерпит". Очевидно, он и жен себе подбирал вполне определенного склада, исходя из этого принципа, а другие, согласно его представлениям, являлись вроде бы и не женщинами. Возьмусь утверждать, что Общественное Мнение изувечило его. Если бы с детства в него молотом не вгонялось отвращение к членам семьи-паразитам и к "неджентльменскому" обращению с представительницами противоположного пола, он без труда отыскал бы себе какую-нибудь простодушную соломенноволосую Нэнси, которую его образ жизни вполне бы удовлетворил. И был бы счастлив и спокоен до конца дней своих. И, может, скончался бы как Яаков, в окружении многочисленной родни, счастливый и умиротворенный.

Но вернемся к нашей истории. Однажды до отца Айры Гамильтона дошло известие, что где-то в Африке обнаружили принципиально новый вид тарантулов. Он мигом снарядил экспедицию, уселся в самолет, и там, на зеленом континенте, его хватила кондрашка. То ли тарантул укусил, то ли местный дикарь, подобравшись сзади, раздробил ему череп, то ли он покончил жизнь самоубийством, спрыгнув с баобаба.

И Айру-то Гамильтона детали не очень интересовали, а меня – и подавно. В газетах писали, что по всей вероятности у него случился инсульт. Но инсульт, это ведь кровоизлияние в мозг, а оно может произойти и от удара дубинкой по голове, и от прыжка с баобаба.

Что же касается самого Айры Гамильтона, то это, повторюсь, был редкий ублюдок, на которого и бумагу переводить жалко. Воспитывался он в разных полувоенных интернатах для мальчиков, потом в Стэнфорде изучал историю религий. Вот и все, что он успел. На кой хрен ему сдалась история религий, я не знаю. Нравилось ему. На манер того, как папочке нравилось охотиться на тарантулов.

Тут-то и появился я…

Хочу сразу отметить, что на вышеупомянутые полувоенные интернаты я бы не пожалел тротила и получил бы немало удовольствия, глядя, как все они один за другим взлетают на воздух. Иногда я даже жалею, что выбрал для себя иное поприще. Однако это бы сильнее связало меня с Айрой Гамильтоном, а, как вы уже, наверное, догадались, я его не очень-то жалую.

Одним словом, я появился и сказал:

– Проваливай.

И он побрел прочь, понуро опустив голову.

Наверное, я выбрал подходящий момент – как раз вскорости после событий в Африке. В наследство мне досталось шикарное тело, знания в области истории религий, впрочем, совершенно мною невостребованные, а еще кое-какие средства к существованию и уже упомянутый ранее бункер в Пенсильвании.

Я – self-made man. Человек, создавший самого себя. Мое имя – Дин Донн. Я сам придумал его, и именно под этим именем меня разыскивают сейчас все полиции мира. За мою голову назначено такое совокупное вознаграждение, что если кто-то все же ухитрится сдать меня, при этом уцелев, он сможет купить себе остров в океане или кинокомпанию.

Как я уже упоминал, я – дракон. И стал я им оттого, что ненавижу фламинго. Вообще-то, людям свойственно ненавидеть друг друга. У нас это в крови. Многие ненавидят, исходя из национальных представлений, и ненависть их сильна, но все же время подобной ненависти проходит. Нет, пока еще националисты – в полном соку. Но нужно уметь предвосхищать события. Национализм неперспективен. Он основывается на различиях в антропологии и ментальности. Однако медленно, но верно человечество вырабатывает единый стандарт, в чем мои родимые "Ю Эс Эй" по сравнению с другими странами, даже вырвались вперед. Безусловно, приход к единому человеческому стандарту – вопрос времени. Однако наиболее дальновидные уже сейчас ощущают потребность в чем-то ином. К тому же, национальной ненависти, как правило, недостаточно. Наши гены требуют большего. Пешеходы не любят автомобилистов, девственники – проституток, телезрители – рекламодателей, классовая ненависть – ни что иное, как самая элементарная потребность в ненависти вообще.

И все же самые непримиримые группы людей – это драконы и фламинго. Объяснюсь коротко: фламинго – это выродки, начисто лишенные естественной для человека потребности в ненависти. Своего рода евнухи. Однако именно они формируют Общественное Мнение. (В обществе почему-то принято подавлять естественные инстинкты.) Их любимые лозунги: "Все люди – братья!" и "Красота спасет мир!"

Драконы же – это те, кто не только ощущает потребность в ненависти, но и дает ей открытый, ничем не завуалированный выход. Мы кочуем по земле в жилетках, начиненных тротилом.