Книга, в которой исчез мир

Николай тотчас попытался обосновать свое мнение этим тревожным наблюдением. Ни один человек, даже если у него нет лихорадки, не может так долго оставаться без воды. Но в этот момент дверь снова отворилась, и в комнату вошел еще один человек, и Зеллинг не медля обратился к нему:

— Господин Циннлехнер, когда вы в последний раз выносили ночной горшок графа?

— В среду, то есть два дня назад, — ответил человек. Он быстро взглянул на Николая и беспомощно улыбнулся, давая понять, что чувствует недопустимость происходящего. Однако Зеллинг, не давая аптекарю опомниться, продолжал задавать вопросы.

— Не могли бы вы рассказать лиценциату Рёшлаубу о том, что вы видели?

Циннлехнер, стараясь не смотреть в сторону Калькбреннера и глядя в пол, вкратце рассказал о своих наблюдениях.

— В последнем горшке, спущенном в шахту, моча почти отсутствовала. В ней была примесь крови, она была мутной и очень дурно пахла. Кроме того, на дне я заметил мелкий осадок.

Николай почувствовал, что Калькбреннер остановил на нем свой недобрый взгляд. Чего этот человек от него хочет? Во-первых, он еще ничего не сделал, а во-вторых, он не относится к графской челяди. Только немного погодя Николай понял, что именно это и было причиной раздражения Калькбреннера. Зеллингом и Циннлехнером он мог помыкать по своему произволу, а он, Николай, явился из города и не был обязан ему подчиняться.

Положение было очень неприятным. Меньше всего Николай желал очутиться в поле зрения великих мира сего. Он хорошо усвоил урок, преподанный ему в Фульде. Никаких конфликтов с аристократами. Разумеется, замок находится на территории округа Лоэнштайн. Но Калькбреннер наверняка рассчитывал на свои добрые отношения с Нюрнбергским магистратом. Избави Бог от того, чтобы такой человек стал его врагом!

Надо, однако, подумать и о деле. Такая моча говорила о нарушении обращения телесных соков. Если подобное нарушение существует уже в течение двух суток, то не стоит питать по этому поводу никаких иллюзий. Возможно, что граф уже мертв. Но даже если он жив, то он, вполне вероятно, так ослаблен, что ему вряд ли можно помочь. С какой стороны ни смотреть, опасения Зеллинга были совершенно обоснованными. Что же касается управляющего, то он просто боялся нарушить приказ, и этот страх был также совершенно обоснованным. Надо сделать такое предложение, какое бы не задело верноподданнических чувств Калькбреннера и Зеллинга, но в то же время не втянуло бы его самого в это очень непростое дело. Надо переложить решение на человека, у которого не было никаких причин бояться ни самого Альдорфа, ни его слуг.

— Но почему мы не можем посмотреть, что творится в библиотеке, не заходя туда? — спросил Николай.

Зеллинг и Циннлехнер обменялись недоуменными взглядами. Калькбреннер шумно выдохнул и промолчал. Видимо, он был настолько ошеломлен этим предложением, что не нашел готового ответа.

— Если я правильно вас понимаю, господа, — снова заговорил Николай, — это действительно медицинская проблема, но совершенно в ином смысле, нежели я мог предполагать.

— Что вы имеете в виду? — спросил аптекарь.

— Дело в том, что все происходящее не слишком отличается от обычной болезни. Есть симптомы поражения внутренностей, которые весьма сильно меня тревожат. Но обстоятельства мешают мне подойти к больному. Находясь здесь, вне библиотеки, я практически ничего не могу сделать. Если же я попробую войти туда силой, то это будет сопряжено с большой опасностью для меня.

— И что? — прорычал Калькбреннер. — Нам не поможет это философствование. Мы не можем пройти сквозь стену.

— Нет, — сказал Николай, — мы не сможем.

Он окинул взглядом присутствующих и закончил фразу:

— Но я готов поспорить, что мы все же найдем того, кто сможет войти в библиотеку.

4

Боскеннер строго-настрого велел им чисто одеваться и прилично вести себя в гостиницах, чтобы не привлекать внимания. Он держался от них на некотором отдалении, наблюдал за их поведением и больше всего заботился о том, чтобы никто не видел его вместе с ними.

Полученные им от заказчика наставления казались загадочными и ему самому, и тем четырем парням, которых он нанял для этого дела. Вначале он собирался сочинить и рассказать им правдоподобную историю, но, как он ни думал, история получалась еще более фантастической, чем то поручение, которое им дали. Самым реальным во всем этом деле была оплата. От одной мысли о таких деньгах у Боскеннера кружилась голова. Нанявший его человек отсчитал ему треть оговоренной суммы в золоте, а потом показал и обещанный остаток — полновесные талеры один другого лучше. Самым заманчивым была кажущаяся легкость задания. Потом незнакомец показал ему карту с нанесенными на нее дорогами, по которым курсировала почта. Задание выглядело не особенно рискованным. Почтовые тракты в этих округах считались безопасными и почти не охранялись. Если действовать быстро, то можно управиться до появления дозора. В этом случае все было бы очень просто.