— Да, по-другому ничего не получится. Мне нужно сравнить грудную клетку здорового человека с грудной клеткой покойника.
Циннлехнер уставился сначала на труп, потом снова поднял взгляд на врача.
— Я должен… лечь рядом с покойным?
Николай между тем решительным движением освободил от одежды торс графа.
— С вами не случится ничего плохого. Я мог бы, конечно, все вам сначала объяснить, но такое объяснение займет гораздо больше времени, чем демонстрация. Прошу вас, сделайте это и ничего не бойтесь.
Аптекарь, однако, продолжал пребывать в нерешительности.
— Но что вы собираетесь делать?
— Я выслушаю, отчего умер этот человек, — ответил Николай.
— Выслушаете?..
— Да. Дело в том, что мы не имеем возможности его вскрыть. Но мы можем использовать красноречие
Скрепя сердце Циннлехнер снял куртку и рубашку.
— Но это не опасно?
— Нет, это не опасно, ручаюсь вам. Я узнал эту методу от одного из учеников ее изобретателя и испробовал ее на многих больных.
— Но здесь нет больного. Этот человек мертв.
— На самом деле это совершенно не важно.
Циннлехнер немного помедлил, но потом все же лег рядом с трупом.
Рёшлауб внимательно осмотрел аптекаря. По комплекции он намного уступал графу, но врач был в целом удовлетворен осмотром.
— В том, что касается относительного распределения тканей в теле, вы очень похожи на графа, и это хорошо. Это нам поможет.
Он видел, что Циннлехнер не имел ни малейшего представления о том, что подразумевал Николай под относительным распределением тканей. К тому же по телу аптекаря пробежала дрожь отвращения, когда он случайно коснулся плечом холодного, как лед, мертвого тела. Циннлехнер в ужасе дернулся в сторону. Николай улыбнулся и протянул аптекарю платок.
— Вот, прикройте грудь.
После этого он вторым платком прикрыл грудную клетку графа и склонился над ним.
— В средние века медицину не относили к семи свободным искусствам. Известно ли вам это?
Циннлехнер отрицательно покачал головой. Собственно говоря, это его не слишком сильно интересовало.
— Медицину не считали настоящей наукой, — продолжал Николай. — И знаете ли вы, какой окольной дорогой медицина получила доступ в университеты?
Он дважды легонько стукнул по грудной клетке покойного.
— С помощью музыки. Здоровье — это музыка организма. Древние хорошо это знали. Закон гармоничных отношений управляет всеми движениями внутренних органов. Болезнь — это не что иное, как диссонанс. Вы слышите, как ужасно звучит это тело?
Он принялся выстукивать грудную клетку трупа в разных местах. Потом он проделал то же самое на грудной клетке аптекаря. Тот смотрел на Николая ничего не понимающим взглядом.
Николай пояснил:
— Грудная клетка — это полость, в которой расположены органы. Различные размеры и положение органов приводят к тому, что тональность звучания грудной клетки различна в разных ее отделах. Когда я выстукиваю здесь, то слышится ясный тон. Если же я выстукиваю здесь, где расположено сердце, то резонанс становится глуше. Слышите?
Циннлехнер неуверенно кивнул.
— Принцип очень прост, — снова заговорил Николай. — Ауэнбруггер развил этот метод шестнадцать лет назад, работая с больными и трупами умерших. По различию в отзвуках можно судить о состоянии органов, расположенных в этой полости.
Циннлехнер недоверчиво вскинул брови.
— Ауэнбруггер? — спросил он.
— Вы все еще не верите мне, — сказал Николай, — но тем не менее вы не сомневаетесь в непогрешимости Фогеля из Геттингена или Бальдингера из Йены.
Выражение лица Циннлехнера красноречиво свидетельствовало о том, что он никогда не слышал об этих прославленных докторах.
— Фогель и Бальдингер — известные профессора медицины, что, однако, не помешало им без проверки с пренебрежением отмахнуться от этого метода. Они сравнивали его с суккуссиями Гиппократа, чем выдали свое полнейшее невежество. Не следуйте дурному примеру этих профессоров, господин Циннлехнер. Просто слушайте и доверьтесь своему здравому смыслу.
Циннлехнер постарался забыть, что лежит рядом с трупом, и сосредоточился на звуках, которые производил Николай, легонько постукивая по его груди, а потом по груди покойника. Через непродолжительное время на лице аптекаря появилась изумленная улыбка. Таинственные шумы были то короткими и ясными, то — над какими-то образованиями — притуплялись, становясь глухими. Через несколько минут Циннлехнер начал различать и более тонкие нюансы. Он прислушивался к этим звукам, как к диковинной, незнакомой ему музыке.
— Вы правы, — произнес он тихо, — это очень трудно выразить словами. Да, знаете, у меня возникло такое ощущение, словно невидимая рука касается изнутри грудной клетки. Какое странное открытие.
— Превосходное сравнение, — ответил Николай и вновь принялся с особой тщательностью выстукивать грудь умершего.
— Вы слышите? — спросил он после довольно долгого молчания. — Я улавливаю глухой звук, выстукивая почти всю правую половину грудной клетки.
Тем временем Циннлехнер сел и, чтобы лучше слышать, повернул голову к трупу.