Книга, в которой исчез мир

Естественно, пешеходы за окнами поезда не могли из-за шума паровоза слышать восклицание девушки, но несколько молодых людей, словно подтверждая ее слова, подбросили вверх свои шляпы. Дети продолжали безутешно плакать.

Сияя, Тереза взглянула на деда и тут же озабоченно спросила:

— Что с тобой? Тебе нехорошо?

— Нет, нет, все в порядке, — поспешил он успокоить внучку. — Мне просто надо привыкнуть к такой скорости.

Он слегка приподнялся, потом снова сел.

Мы едем в новый мир.

Эта фраза отозвалась в его душе тревожным эхом. Он услышал голос. Когда, сколько лет назад, он слышал этот голос в последний раз? И вот он снова звучит в ушах так явственно, словно это было только вчера.

Николай, для нас это слишком тяжелая ноша. Ты должен сказать «нет».

Он закрыл глаза, но это не помогло. Слова продолжали преследовать его.

Это бросает вызов небу и поразит нас безумием.

Он непроизвольно открыл глаза и поднял их к небу. Да, если говорить правду, то и погода потеряла свое значение, она не могла причинить никакого вреда паровозу, который катился по железным рельсам, навечно уложенным на отмеренный отрезок пути. Однако вид синего неба, по которому плыли редкие белые облака, пока еще вселял в него уверенность. Все остальное — то есть развертывавшаяся за окном панорама — внушало тревожное ощущение беды.

Ему не нравился этот вид. Из почтовой кареты можно разглядеть не только горизонт, но и различить во всех подробностях каждую травинку, каждый камешек на дороге. Мир был неподвижен, и человек двигался относительно его неподвижности. Здесь все было наоборот. Казалось, хотя Николай отчетливо понимал, что чувство обманывает его, он пребывает в этой машине в неподвижности, словно став ее частью и перестав быть частью мира, который теперь сам летел мимо него. Существовали только Нюрнберг и Фюрт — отъезд и прибытие. Но что вообще происходит с пространством? Оно осталось, его можно видеть, но одновременно оно стало иным. Это было не пространство мира, а некий интервал, пробел, находясь в котором, чувствуешь, что находишься в Нигде.

Николай, прошу тебя, поедем со мной. Для нас это единственная возможность остаться в одном мире.

Взволнованная Тереза продолжала что-то без умолку говорить. После возвращения в Нюрнберг у них останется масса времени на что угодно. Это просто невероятно. Всего за один день они съездят в Фюрт и вернутся в Нюрнберг.

— Знаешь, говорят, что скоро построят дорогу до Мюнхена, — продолжала трещать Тереза. — Путешествие, которое раньше продолжалось сорок восемь часов, займет теперь всего шесть. Шесть часов! Если проехать по этой дороге всего два раза, то можно выиграть целых шесть дней жизни.

Николай кивнул, хотя до него вряд ли дошел смысл сказанных внучкой слов. Не стоит обращать внимание на эту местность, подумал он. Слишком много воспоминаний с ней связано.

Однако через некоторое время ему становится ясно, что перемена в настроении связана не только с местностью. И не реакция Терезы на железнодорожное путешествие вывела его из обычного состояния. Он провел рукой по карману сюртука и ощутил контуры книги, которую начал читать недели две назад. Книги опального молодого немецкого поэта, жившего теперь в Париже. Чтение — совершенно непостижимым образом — всколыхнуло все его чувства. Да, быть может, именно эта книга толкнула его в дальнее путешествие, только для того, чтобы еще раз увидеть ее мир. Разве не слышит он в своей душе — уже много недель — ее любимый голос? Голос Магдалены.

Я не обманула тебя, Николай. И никогда не меняла своего к тебе отношения. Но могу ли я верить тебе?

Почему нет, беззвучно шепчет он. Почему?

Я очень этого хотела, но понял ли меня ты? Я подарила тебе свое тело…

Сердце его сжалось. Нет, он не может вынести этих воспоминаний. Не здесь и не так. Но дверь открылась. Бесшумно. Тихо. Неотвратимо. Спустя столько лет.

— Завтра утром мы не поедем в Гамбург, — сказал он вечером Терезе.

— Мы останемся еще на день в Нюрнберге? — взволнованно спросила она.

— Нет, мы поедем в деревню. Я хочу навестить одного человека.

— У тебя есть здесь друзья? — удивленно спросила Тереза.

— Нет, но здесь, недалеко от города, живет один человек, которого я очень давно не видел. К тому же мне кажется, что я не скоро еще раз попаду в эти края. Ты умеешь ездить верхом?

— Ездить верхом?

Как выяснилось на следующее утро, Тереза не умела сидеть на лошади. Попытка посадить ее в седло закончилась неудачей. Девушка сильно испугалась, и лошадь тотчас это почувствовала. Она спокойно садится в поезд, в машину, в которой она ничего не смыслит, в машину, которая во много раз сильнее этой несчастной лошади. И такое слабое животное вызывает у нее панический страх?