Книга Великих джунглей

Я еще раз попробую описать невыразимую красоту утра в тропическом дождевом лесу. Первый свет, достигающий земли в глубине леса, имеет почти электрический голубой оттенок, похожий на дугу сварочного аппарата и сравнимый лишь с цветом, который можно видеть только в чистых водах океана, примерно в ста футах от поверхности. То, что это не тот цвет, который наше зрение воспринимает как голубой, можно продемонстрировать, взглянув на него через цветные фильтры фотокамеры; стоит упомянуть и о том, что белый цвет фотовспышки приобретает все более желтый оттенок, по мере того как возрастает интенсивность света. Тем временем высоко над головой внутренняя сторона лиственного полога медленно входит в фокус как необъятное угольно-черное кружево, подсвеченное мягким, слабо люминесцирующим сиянием. Это ночные испарения, всегда присутствующие в атмосфере, даже если они не сконденсировались в плотный утренний туман. Контраст между рассеянным голубым светом внизу и жемчужной люминесценцией наверху производит удивительное впечатление: вам кажется, что вы оказались в каком-то эфирном чистилище. Хотя в экваториальных регионах рассвет наступает стремительно, это эфемерное черно-бело-голубое состояние может продолжаться довольно долго, пока прямые солнечные лучи рассеют туман наверху. Когда неотфильтрованный свет проникает внутрь огромного зеленого собора, листья вспыхивают зеленью, стволы одеваются в розовые, желтые и разные оттенки коричневого цвета, появляются яркие пятна плесени и грибов.

Мне всегда казалось, что в ранние утренние часы животные гораздо менее осторожны, чем в конце ночи. Поздние ночные животные почти неуловимы в своем стремлении схватить последний кусок, в то время как просыпающиеся дневные животные хлопают и топают вокруг. Несколько раз у меня складывалось впечатление, что они немного не в себе, прямо как люди, встающие с постели поутру. Самые осторожные животные иногда делают глупейшие вещи на рассвете. Я никогда не забуду один случай в Центральной Америке, когда мы встали лагерем у ручья в густом предгорном лесу.

У нас были две просторные палатки и две маленькие, для местных работников и так называемой кухни. Мой ассистент занимал одну из больших палаток, в которой также находилась наша рабочая лаборатория; мы с женой занимали другую большую палатку с личными вещами, съестными припасами и широкой походной кроватью с противомоскитным пологом. Это была палатка армейского образца, с дополнительным верхним тентом и входным клапаном, растянутым почти до земли. В результате мы имели массу растяжек, уходивших в кусты чуть ли не во всех направлениях. Мы подыскали для палатки сравнительно ровный небольшой участок — редкость в здешних местах. Однако, как выяснилось, лучше бы мы поставили ее в другом месте.

Как-то утром на рассвете мне приснился кошмар, будто я тону в глубокой реке. С трудом разлепив глаза, я обнаружил, что барахтаюсь в складках противомоскитного полога, а рядом бьется моя жена, близкая к истерике. Нас опутывала масса веревок; поблизости возилось что-то огромное, шершавое и теплое. В такое время, проснувшись в электрически-голубом полусвете, человек временно теряет способность мыслить здраво. Со мной это определенно произошло, и я инстинктивно принялся хвататься за что попало, вопить и извиваться всем телом. Ад продолжался до тех пор, пока до меня наконец не дошло, что, в дополнение ко всему остальному, на нас рухнула палатка. Мы окончательно запутались в противомоскитном пологе, и в эту ловушку попалось еще как минимум два больших испуганных зверя.

Наши верные помощники подоспели на помощь и начали стягивать внешний тент. Как только они освободили его, супружеская чета тапиров с негодующим ревом и фырканьем выскочила наружу и ринулась к протекавшему поблизости ручью, словно вырвавшись из Дантова ада.

Выяснилось, что мы поставили палатку как раз поперек их тропы к ручью, где они совершали утренние омовения перед кормежкой. Мы пробыли там две недели; должно быть, за это время они критически изучили нас и наконец решили, что мы безвредны. Однако, будучи довольно тупыми существами, этим утром они двинулись по старой тропе и попытались пройти к ручью прямо через палатку. Разумеется, они запутались в растяжках, обрушив палатку на себя и на нас. На этой стадии они утратили последние остатки соображения и принялись барахтаться в ярдах веревок, брезента и противомоскитных пологов вместе с двумя ошалевшими людьми. Должно быть, для них это было ужасным потрясением.

Инцидент произошел на рассвете, а не днем или ночью, когда тапиры проявляют большое благоразумие и исключительную осторожность. То ли они недавно встали и еще не проснулись, то ли плохо видели в неверном утреннем свете — точно не знаю.