Книга VII. 1676-1703

Блистательная победа была выиграна; как же воспользуется ею победитель? Надобно было выбирать из двух дорог, из двух врагов, и мнения разделились. Пипер, Вреде, Веллинг, Штенбок и другие советовали принять мирные предложения короля Августа и все силы обратить на преследование бегущих, испуганных русских; стать у них на зимние квартиры, кормить армию на их счет и поддерживать неудовольствия на царя между стрельцами, между приверженцами Софьи, между чернью, недовольною введением европейских обычаев. Замутится Русское царство, и Швеции можно будет, как некогда при самозванцах, приобрести выгоды, еще более обезопасить свои владения с этой стороны, заставить русское правительство исключительно обратить свое внимание на Черное море. Сначала Карл был за этот план: в спальне у него висела карта, где обозначена была дорога в Москву; он запретил своим солдатам забегать для фуражировки за русскую границу: иначе, говорил он, шведское войско не найдет здесь пропитания. Но скоро план был оставлен. Со стороны Карла главными побуждениями к этому были — ненависть к Августу и презрение к русским: этих врагов, думал он, всегда легко низложить, а чтоб сдержать их на время — для этого немного нужно войска. Таким расположением Карла спешили пользоваться, потому что война в России мало прельщала шведских солдат и офицеров: холодная и бедная страна не обещала богатой добычи. Карл отошел от Нарвы к крепкому замку Лаису (в 50 верстах от Дерпта), чтоб дожидаться здесь подкреплений из Швеции, с которыми хотел выступить весною против Августа.

Между тем слух о Нарвской битве разнесся по всей Европе и возбудил сильное удивление к осьмнадцатилетнему победителю: поэты настроили свои лиры; выбивались медали в честь Карла: на одной нарвский победитель был изображен с надписью: «Истина превосходит вероятие (superant superata fidem)»; на другой Карл низлагает троих неприятелей — и надпись: «Наконец правое дело торжествует!» Кроме медалей в честь Карла была медаль, выбитая в насмешку над Петром, с кощунскими сближениями из истории апостола Петра: на одной стороне медали был изображен царь Петр, греющийся при огне своих пушек, из которых летят бомбы на Нарву; надпись: «Бе же Петр стоя и греяся». На другой стороне изображены были русские, бегущие от Нарвы, в их челе Петр: царская шапка валится с его головы, шпага брошена, он утирает слезы платком, и надпись говорит: «Изшед вон, плакася горько».

Но смеется тот, кто последний смеется. Люди, близкие к Карлу, сейчас же могли заметить вредное влияние, произведенное на него необыкновенным успехом. С этих пор страсть к войне разгорелась в нем во всей силе. Война для войны стала целию его жизни; сюда присоединилось мнение о своей непобедимости и непогрешительности, о своем посланничестве свыше. Вера в собственную непобедимость соединилась, естественно, с презрением к раз побежденному неприятелю. «Нет никакого удовольствия, — говорил он, — биться с русскими, потому что они не сопротивляются, как другие, а бегут; если бы Нарова была покрыта льдом, то нам едва ли бы удалось убить хотя одного человека. Лучшее зрелище было, когда русские взбежали на мост, и мост под ними подломился: точно фараон поглощен был в Чермном море; повсюду высовывались из воды головы людские и конские, руки и ноги; наши солдаты стреляли их, как диких уток». Знаменитый впоследствии фельдцейхмейстер Кронстедт писал в Швецию после Нарвской битвы: «Наш король так крепко надеется на помощь божию, что не боится с 4000 человек броситься на 60000». Генерал Стенбок писал: «Король ни о чем больше не думает, как только о войне; он уж больше не слушает чужих советов; он принимает такой вид, что как будто бы бог непосредственно внушает ему, что он должен делать». Полковник королевской гвардии Поссе отзывался: «Несмотря на холод и голод, король еще не хочет отпустить нас на зимние квартиры. Думаю, что если у него останется только 800 человек, то он с ними вторгнется в Россию, не заботясь, чем будут солдаты питаться. Если кого-нибудь из наших убивают, то это его нисколько не трогает».