Книга VIII. 1703 — начало 20-х годов XVIII века

Еще в 1712 году число сенаторов увеличилось тайным советником, генерал-пленопотенциаром, кригс-комиссаром князем Яковом Федоровичем Долгоруким, который занял между ними первое место. Взятый в плен под Нарвою, Долгорукий чудесным образом освободился в 1711 году; его с 44 товарищами привезли было для размены на восточный берег Ботнического залива, но потом опять повезли на шведскую сторону. «И всемилосердый бог, — пишет Долгорукий, — предстательством богоматери дал нам, союзникам, благой случай и бесстрашное дерзновение, что мы могли капитана и солдат, которые нас провожали, пометать в корабли под палубу и ружье их отнять, и, подняв якорь июня 3 дня, пошли в свой путь и ехали тем морем 120 миль и, не доехав до Стокгольма за 10 миль, поворотили на остров Даго. И шкипер наш и штырман знали пути до Стокгольма, а от Стокгольма чрез Балтийское море они ничего не знали и никогда там не бывали и карт морских с собою не имели; и то море переехали мы без всякого ведения, управляемые древним бедственно-плавающих кормщиком, великим отцем Николаем, и на который остров наморились, на самое то место оный кормщик нас у правил». Впоследствии вступили в Сенат граф Петр Матвеевич Апраксин, князь Меншиков, адмирал граф Апраксин, канцлер Головкин, Яков Брюс, подканцлер Шафиров, граф Петр Толстой, князь Дмитрий Голицын, граф Андрей Матвеев, князь Дмитрий Кантемир. Такое увеличение числа сенаторов произошло вследствие того, что с 1718 года в Сенат вошли президенты коллегий. Тогда же Сенат получил право баллотированием выбирать в высшие чины. В наказе воеводам 1719 года говорится, что воевода должен вести себя так, как пред богом, его царским величеством и пред Сенатом и пред всем честным светом ответ дать может. Об обязанностях Сената царь писал: «Никому в Сенате не позволяется разговоры иметь о посторонних делах, которые не касаются службы нашей, тем менее заниматься бездельными разговорами или шутками, понеже Сенат собирается вместо присутствия его величества собственной персоны. Без согласия всего Сената ничего нельзя начинать, тем менее вершить, и надобно, чтоб всякие дела не в особливых домах или беседах, но в Сенате решались и в протокол записывались, и не надлежит сенатским членам никого посторонних с собою в Сенат брать. Всякое дело должно быть исполнено письменно, а не словесно; глава же всему, дабы должность свою и наши указы в памяти имели и до завтра не откладывали; ибо как может государство управлено быть, егда указы действительны не будут: понеже презрение указов ничем не рознится с изменою, и не только равномерную беду принимает государство от обоих, но от этого еще больше, ибо, услышав измену, всяк остережется, а сего никто вскоре не почувствует, но мало-помалу все разорится, и люди в непослушании останутся, чему не что иное, токмо общая погибель, следовать будет, как-то в Греческой монархии явный пример имеем». Сначала сенаторы переезжали из Москвы в Петербург и обратно, но потом окончательно остались в новой столице.