Мы только что откупались в отличном африканском теплом озере. Не надо забывать, что мы тут были недалеко от Индии. Название «Тигровая Балка» не было поэтическим преувеличением, тигры ушли отсюда в 60-е годы через границу в Афганистан, по одним только тиграм ведомой причине, но уж не из-за климата – тут было как в Африке. Мы грохнули с отважным туркменом спирту и не спеша запили его водой. Личный состав отряда НБП с восхищением наблюдал за нами. В разгар гражданской войны туркмена заставили резать трупы, так как у него имелось незаконченное медицинское образование. Туркмен не сошел с ума, разрезая трупы жертв гражданской войны. Потому я назвал его отважным. Он был вдвойне отважным, потому что умел ладить и с 201-й мотострелковой дивизией, и с боевиками мусульманской оппозиции, и с правительственными войсками Эмомали Рахмонова, и с совсем уж незаконными мелкими отмороженными вооруженными формированиями, забредающими в его саванну. В советские времена было проще, потому он славословил советские времена, но туркмен выживал и в наши времена.
Мирно стояли там бамбуки и широколистые пальмы типа лопухов, одним листом можно укрыть несколько спящих солдат, и ноги не будут видны. Муравьи, каждый размером с половину шариковой ручки, строем переходили деревянную балку обуглившегося дома у самого озера.
– Боевики, – ответил на мой немой вопрос туркмен. – Напьются – и трассирующими. Дикие люди.
Его самого свалить было невозможно, спирт его никак не затронул. Те же бесстрастные черные узкие глаза и тот же доброжелательный широкий нос на терракотовом лице.
Его рыбаки вынули из сетей штук шесть бронзовых нереальных жирных рыбин, каждая с метр длиной. Казалось, рыбин изготовили в литейной точного литья. Но они били хвостами. Россия должна была держать эту землю, прижимая к себе, даже только из эстетизма. Даже только потому, что в здешних озерах такие рыбины и растет гранат, сложный фрукт, как свернутая в кулак пчелиная сота, с едкой красной кровью внутри. Туркмен показал нам свои сады, где давно созрели персики в мае, а гранат уже достиг размеров мелкого яблока. Туркмен запустил моих ребят в свои сады, чтоб они питались. Московские мальчики в мае бродили, как во сне, трясли деревья, изнемогающие от плодов. Потом, вместе с солдатами из 201-й, в овраге за садами туркмена, они устроили соревнования в стрельбе из автоматов и пистолетов. Я как командир никогда не участвую ни в каких соревнованиях. Командир должен быть бесспорен. Потому я смотрел на них и радовался. Одежда наша еще не успела высохнуть после купания в африканском озере.
Когда утихла наша пальба, мы услышали, что бьет пулемет. Впрочем, в отдалении. Возможно, бойцы приветствовали бойцов. На древней земле бойцов.
Фонтаны
Дю Треви / Рим
Италия тогда была бедной. Но в выходные дни, ближе к вечеру, даже из самых вонючих дворов, завешанных бельем по самые крыши, выскакивали молодые, парадно одетые итальянцы. Брюки, узкие в жопе, пиджачок, узкий в талии, шелковая рубашка. Тщеславные итальянские юноши полностью тратились на одежду. А как они жили, можно догадываться по тому, как жила семья синьоры Франчески. Душ раз в неделю, телефон на замке, замок продет в одну из цифр – отверстий. Спагетти сменяют макароны… и гарлик, гарлик, гарлик, то есть чеснок с томатами…
Я заметил, что бедные нации из кожи вон лезут, чтобы одеться. Чем богаче нация, тем более ей по фонарю, что надеть. Американцы известны своим разгильдяйским видом: они повсюду шляются в сандалиях и тапочках, в шортах и майках – и днем, и ночью. Можно сказать, опустившиеся, они не следят за собой. Когда хорошей одежды полно, а у тебя есть деньги, возникает безразличие к одежде, ценишь то, что удобно, а не то, что модно и дорого.
Так что в то время, когда эмигрантами мы жили в Италии, дожидаясь отправки в Америку, население там хорошо одевалось. Люди много гуляли. Кафе (в которые мы, будучи эмигрантами, не ходили) стоили дорого. Две или три чашки кофе эспрессо могли стоить 2 или 3 милли лир, то есть две или три тысячи лир. Для сравнения – Толстовский фонд выплачивал нам 122 тысячи лир в месяц. Потому в кафе мы не ходили. Итальянцы в кафе заходили, но предпочитали гулять. Улицы по уик-эндам были полны фланирующих. На via Veneto все разглядывали витрины и друг друга. То же самое было на пьяцца д’Италиа и в других оживших местах города.
Все эмигранты, конечно, ходили к фонтану дю Треви, чтобы бросить в воду свои монеты. По правде говоря, никто никуда не хотел уезжать из Италии и Европы, но здесь нас никто не хотел, хотели только Америка и Канада. Многие, парадоксально, но, еще не успев уехать, строили планы о возвращении сюда, большей частью нереальные. «Вот разбогатею там и вернусь сюда!» Потому и бросали монетки в фонтан дю Треви всякий раз, когда попадали к нему.