Читаем Книга воспоминаний полностью

Хотя я и был новичком в области придворных взаимоотношений, ещё задолго до нашей встречи, которая произошла в 1879 году, я начал относиться неприязненно к врагу моего старшего брата. Когда же я его увидел (впервые на одном из воскресных семейных обедов в Зимнем Дворце, то не нашел причины изменить свое отношение к нему. Все мои родные без исключения сидели за большим столом, уставленным хрусталем и золотою посудой.

Император Александр II, мягкость доброй души которого отражалась в его больших, полных нежности глазах, Наследник Цесаревич — мрачный и властный; с крупным телом, которое делало его значительно старше его тридцати четырех лет; суровый, но изящный Великий Князь Владимир; Великий Князь Алексей — общепризнанный повеса Императорской Семьи и кумир красавиц Вашингтона, куда он имел обыкновение ездить постоянно; Великий Князь Сергей, сноб, который отталкивал всех скукой и презрением, написанными на его юном лице; Великий Князь Павел — самый красивый и самый демократичный из всех сыновей Государя.

Четыре Константиновича группировались вокруг своего отца Великого Князя Константина Николаевича, который из-за его либеральных политических взглядов был очень непопулярен в семье.

И наконец, наш враг Николаша. Самый высокий мужчина в Зимнем Дворце, и это действительно было так, ибо средний рост мужских представителей династии был шесть футов с лишком. В нем же было без сапог шесть футов пять дюймов, так как даже мой отец выглядел значительно ниже его. В течение всего обеда Николаша сидел так прямо, словно каждую минуту ожидал исполнения национального гимна. Время от времени он бросал холодный взгляд в сторону кавказцев и потом быстро опускал глаза, так как мы все, как один, встречали его враждебными взглядами.

К концу этого обеда мои симпатия и антипатия установились: решил завязать дружбу с Никки и с его братом Георгием, с которым был уже знаком во время нашего пребывания в Крыму.

Точно также я был не прочь избрать товарищами моих игр Великих Князей Павла Александровича и Дмитрия Константиновича. Что же касается остальных Великих Князей, то я решил держаться от них подальше, насколько мне позволить этикет и вежливость. Глядя на гордые лица моих кузенов я понял, что у меня был выбор между популярностью в их среде и независимостью моей личности.

И произошло так, что не только осенью 1879 года, но и в течение всей моей жизни в России, я имел очень мало общего с членами Императорской Семьи, за исключением Императора Николая II, и его сестер и моих братьев. Бедный Георгий умер от скоротечной чахотки у нас под Боржомом. Великий Князь Павел (отец Великой Княгини Марии Павловны младшей) заключил в 1902 году морганатический брак и должен был покинуть пределы России. Что же касается Великого Князя Дмитрия Константиновича, то в нем с ранних лет развился интерес исключительно к лошадям и к военной службе, что не могло способствовать установлению между нами интимных отношений, хотя мы и были хорошими друзьями.

Когда-нибудь романист, обладающий талантом Золя, который не побоится потратить долгие годы на архивные изыскания, изберет историю последних Романовых в качестве сюжета для большого романа хроники, и это будет произведением, не менее замечательным, чем История Ругон-Макаров. Отцы и сыновья, кузены и братья, дяди и племянники — мы были между собою так не похожи характерами, наклонностями и интересами, что почти невозможно поверить, что всего какие-нибудь сорок лет и два царствования прошли между смертью железного правителя Европы Николая I и вступлением на престол его несчастного правнука, последнего Императора Всероссийского Николая II.

7

Брак моей сестры Анастасии послужил как бы прологом к расколу нашей личной семьи. Трое моих старших братьев начали службу в гвардии, и нужно было принять решение и о моей дальнейшей судьбе. Во всяком случае, мне стало ясно, что мы скоро все будем друг с другом разлучены. Анастасия первая начала взрослую, самостоятельную жизнь.

Высокая, стройная и темноволосая, в тяжелом платье из серебряной, парчи (традиционном для Великих Княгинь) — она была изумительно хороша, когда Император Александр II повел ее, во главе свадебного шествия, в котором приняли участие представители всех царствующих домов Европы, чрез залы Зимнего Дворца в дворцовую церковь. Сейчас же вслед за венчанием по православному обряду, состоялось второе — по протестантскому. Таким образом и Император Всероссийский и Император Германский были удовлетворены, и их родственники — Великая Княжна Анастасия Михайловна и герцог Фридрих Мекленбург-Шверинский были дважды в течение сорока минут соединены брачными узами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное