Книга воспоминаний

Для ленинцев настали тяжелые деньки.
Нам надо быть из стали, друзья-большевики.
Наш строй в невзгодах поредел,
Тюрьма и ссылки наш удел.
В бой, ленинская гвардия рабочих и крестьян!
Товарищи, старые песни по-новому могут звучать.
В Бутырках и темных, и тесных они раздаются опять.
Не встанет наш вождь из гробницы, не встанет
Наш вождь мировой.
Ему наша доля не снится,
Не слышит он правды живой.
Товарищ и друг его верный
Не двинет нас в битву с врагом,
Томится он в городе Верном,
Прижатый к стене сапогом.

Во второй песне звучит горечь, что дело революции предано, и шансов на скорую победу нет.

Политических анекдотов в те времена ходило очень много. Большинство их приписывалось Радеку, некоторые – Раковскому и Мануильскому. Помнится, иные из анекдотов Радека родились буквально на моих глазах. Так, во время дискуссий в Комакадемии, где докладчиком был Мартынов, а содокладчиком Радек, Мартынов попросил воды. Радек, сидевший рядом с трибуной, налил стакан воды и подал ему, Мартынову, со словами:

– Пожалуйста! Одним стаканом воды больше – какая разница!

Раздались смех и аплодисменты. Правда, и Мартынов не растерялся и ответил:

– Давайте, давайте – я вас в этом стакане и утоплю.

Однако его ответ никаких восторгов не вызвал.

В тот день, когда «Правда» напечатала подвал М.Н.Покровского, направленный против оппозиции, я пришел в Кремль, на квартиру Радека. Хозяин проводил меня в столовую, куда в это время вошла из соседней комнаты собака – немецкая овчарка. При виде хозяина она завиляла хвостом, а Радек, погладив ее, сказал:

– Верти, верти хвостом – Покровским будешь…

Еще один анекдот, приписывавшийся Радеку:

Сталин вызывает к себе Радека:

– Слушай! Ты рассказываешь много анекдотов. Черт с тобой! Но ты, говорят, дошел до того, что стал рассказывать анекдоты обо мне. А я – вождь мирового пролетариата.

– Это – не мой анекдот, товарищ Сталин, – ответил Радек.

Вспоминается обмен репликами между К.Б.Радеком и Л.Д.Троцким 7 ноября 1927 года на квартире у И.Т.Смилги. После демонстрации, устроенной оппозиционерами, сюда пришли Л.Д.Троцкий, Х.Г.Раковский, К.Б.Радек и мы, молодежь. Решили отметить праздник. Ждали только ухода Троцкого, чтобы начать застолье (Троцкий сам не пил и другим не давал). А Троцкий все не уходит. Тогда Радек взял на себя инициативу.

– Лев Давидович, – сказал он, кивая на стол. – Говорят, Сталин обязывает своих единомышленников участвовать в коллективных выпивках с ним…

Троцкий понял намек.

– В таком случае, – сказал он, улыбаясь, – боюсь, что у меня не останется ни одного единомышленника…

И тут же собрался уходить.

Радек был фигура колоритная и достаточно сложная. Талантливый, разносторонне образованный человек, он не получил никакого систематического образования. Но читал необыкновенно много, читал постоянно, на разных языках, хорошо знал историю, политическую литературу, художественную, искусство. Феноменальная память и необыкновенная трудоспособность Радека позволяла ему удерживать в голове массу фактов из самых разнообразных областей знания и широко пользоваться ими в своей деятельности публициста. Знал он, как уже сказано, множество языков, читал всю мировую прессу без помощи переводчиков, писал легко, быстро, блестяще, но ни на одном из языков, в том числе и на русском, не говорил правильно. Он лично знал многих выдающихся политических деятелей, писателей, людей искусства, и они его знали и ценили его талант и остроумие. Но сам Радек не был ни политическим вождем, ни теоретиком, скорее – прекрасным популяризатором чужих идей, быстро подхватывающим мысль вождя и блестяще развивающим ее.

И еще он был циник. Ради удачной остроты он мог пожертвовать кем и чем угодно, даже собственной репутацией. Представления о личной порядочности у него были весьма смутные. Мне рассказывали любопытную историю о происхождении его псевдонима «Радек», ставшего впоследствии его фамилией. Еще до революции, работая вместе с Розой Люксембург в Польской социалистической партии, Радек для какой-то заграничной поездки получил через Розу взаймы чей-то хороший костюм и пальто – и не вернул их. Роза в пылу какой-то дискуссии сказала ему, что он – «крадек» (по-польски "вор"). Радек, предварительно осмеяв это обвинение, сказал:

– Отныне я из слова «крадек» сделаю свою фамилию. Первая буква моего имени «Карл» – К, а остальное – Радек – я сделаю фамилией.

Когда, услышав это, я спросил Радека, куда же девались на самом деле позаимствованные пальто и костюм, он, не задумываясь, ответил: