Книга воспоминаний

- Я знаю, - рассказывал Геррик, - что это был самый трагический момент в истории нашего Союза. Я был слишком молод, чтобы сознательно следить за политическими событиями, но помню, как мать моя ходила с глазами, полными слез.

Так как все молодые люди ушли на войну, матери было трудно из-за недостатка рабочих рук на ферме. Однажды утром я играл на заднем дворе нашей фермы и вдруг услышал крик мой матери: "Мирон, Мирон, поди сюда сейчас же!" Я бросился на ее зов, думая, что произошло нечто ужасное.

Моя мать стояла посреди комнаты с газетой в руках. Слезы радости катились по ее щекам, и она беспрестанно повторяла: "Мирон, мы спасены! Русские прибыли! Мирон, мы спасены!" В то время я очень мало знал о народах, живущих вне Соединенных Штатов. Существовали коварные англичане, которых надо было остерегаться, потом были французы, написавшие те плохие книжки, о которых говорилось у нас в главном магазине. Но кто были pyсcкиe? "Мама", спросил я: "они похожи на индейцев? Скальпируют ли они также людей?"

- Очень жаль, - заключил свою беседу Геррик: - что вам не удалось бежать в Америку. Если бы вы добрались благополучно до Опо и застали бы меня на ферме, мы могли бы рассказать друг другу массу интересных вещей.

Начиная с осени 1876 г. центром разговоров за нашим обеденным столом была неизбежность войны с Турцией. Все остальные темы были позабыты, так как каждый сознавал, что близость к турецкой границе поставит нашу кавказскую армию в необходимость действовать быстро. Приезжавшие из Петербурга гости в ярких красках описывали турецкие зверства в славянских странах. Несколько офицеров из свиты моего отца просили разрешения зачислиться добровольцами в болгарскую армию.

Наши средневековые военные упражнения получили для нас новый смысл. Мы обсуждали, как бы нам пришлось действовать, если бы турки осадили Тифлис и дворец Наместника. Мы завидовали брату Николаю, потому что ему уже исполнилось восемнадцать лет - возраст, когда он мог вступить в действующую армию и покрыть себя славой героя.

Нам же внушали, что война и слава это одно и то же. Никто не говорил нам о страданиях нашей родины во время Отечественной и Крымской войны. Мы наизусть знали имена генералов, награжденных орденами Св. Георгия Победоносца, и мы дрожали, слушая повествования о героизме защитников Севастополя. Наши наставники не считали при этом нужным нам сообщить о страданиях раненых в госпиталях, о нужде в перевязочном материале, ни о тяжких потерях нашей армии людьми, умершими от тифозных эпидемий. Тема о смерти никогда не обсуждалась в нашем присутствии. Наши, царственные предки никогда не "умирали". Они "почивали в Бозе.

В это время в Тифлисе произошло дерзкое убийство. Обоих бандитов, виновных в этом преступлении, быстро поймали, судили и приговорили к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение на пригорке, невдалеке от дворца. Войдя в утро казни в нашу классную комнату, мы увидели всех наших наставников, которые в крайнем возбуждении, смотрели на что-то из окна. Вместо того, чтобы приказать нам удалиться, они подозвали нас к окну. Не сознавая, в чем дело, мы подошли к окну и увидели это страшное зрелище.

Густая толпа окружала виселицу, смотря на палача, занятого последними приготовлениями. Затем появились две бледные фигуры, которых подталкивали сзади. Мгновeниe спустя в воздухе мелькнули две пары ног. Я закричал и отвернулся.

Великий Князь Александр никогда не будет хорошим солдатом!

строго заметил наш воспитатель.

Мне хотелось закричать, броситься на него, избить его, но отвращение сковало все мои чувства.

Прошло несколько дней прежде, чем эта ужасная картина перестала меня преследовать. Я ходил, как в дурмане, боясь смотреть через окна, чтобы не увидеть снова двух повешенных, Я готовил уроки и отвечал на поставленные мне вопросы, но не мог собраться с мыслями.

Мне казалось, что в душе моей пронесся ураган, который оставил мне обломки всего того, что было ней посеяно тремя годами упорного труда, и учения.

ГЛАВА III.

Моя первая война.

1.

Январь месяц 1877 г. принес с собою давно ожидавшееся объявление войны между Россией и Турцией. События 1877- 78 г.г. кажутся теперь, по прошествии пятидесяти лет, совершенно непонятными: восхищаться ли предусмотрительностью Дизраэли или же сожалеть о простодушии русского Императорского Правительства?