Книга воспоминаний (Часть 1)

Абрамович Исай Львович Книга воспоминаний (Часть 1)

Исай Львович Абрамович

Книга воспоминаний. Часть 1

Исай Львович Абрамович был участником гражданской войны, Троцкистской оппозиции, Великой Отечественной Войны, 2 раза сидел при Сталине, много работал и вообще был интересным человеком. После выхода из лагеря в 1955 году он был диссидентом, но при этом всегда с более или менее коммунистических позиции. Умер в 1985 году, оставив книгу воспоминании

1. Детские годы

Мой отец, Лейб Абрамович, родился в 1845 году, в Херсонской губернии, Николаевском уезде, в местечке Павливка.

Его отец, мой дед, имел фамилию Иммельфарб. Но отец и его младший брат Нафталия не захотели служить в царской армии и, когда приблизился срок их призыва, подделали свои паспорта: изменили в них фамилию и год рождения. Так за моим отцом утвердилась фамилия Абрамович, а за дядей - Герц. Суд приговорил их за это на вечное поселение в Иркутскую губернию, в село Пашенное Верхоленского уезда. По прошествии какого-то времени он как портной-ремесленник получил, однако, право на жительство в Иркутске, куда и переехал с семьей.

Другой мой дед, отец матери - Ханы Абрамовны - был гомельским купцом. Как старший сын и наследник отца, не пожелавшего делить капитал, он должен был унаследовать все состояние. Братья, недовольные этим решением, обвинили его в каких-то нарушениях закона - и суд приговорил его к ссылке на вечное поселение в то же сибирское село, куда был сослан мой отец. Маме тогда было восемь лет. А когда ей исполнилось пятнадцать, ее выдали замуж за моего, тогда уже сорокалетнего отца. По ее рассказам, она была тогда еще совсем ребенком, в куклы играла. А отец выдал ее замуж за пожилого ревнивого человека крутого нрава, который часто бил ее. Прожила она с ним двадцать лет. Умер он от скоротечной чахотки, нажитой от 12-15-часовой ежедневной работы.

Мать осталась вдовой с четырьмя сыновьями. Старшему, Давиду, было тогда пятнадцать лет, Григорию - десять, Натану - семь и мне - пять. Собственно, детей за двадцать лет своего брака мать родила четырнадцать - тринадцать сыновей и одну дочь, но многие из них либо родились мертвыми, либо умирали от болезней. Скарлатиной, например, одновременно болело нас шесть братьев. Четверо умерли.

Я родился в 1900 году, 1 апреля по старому стилю. Мать полезла в подпол за продуктами, споткнулась, упала, и у нее начались преждевременные роды. Она послала старшего сына Давида сообщить об этом отцу, который работал в портняжной мастерской Шнайдера. Мальчик пробежал, запыхавшись, километра полтора от нашего дома до мастерской и попросил одного из подмастерьев передать отцу, что у матери начались роды. Зная, что по расчетам рожать ей еще рано, отец сначала не поверил, считая, что это - первоапрельская шутка.

Но это была не шутка, сын у него действительно родился и доставил много хлопот своей матери. Недоношенного, болезненного, меня держали в вате, главным образом на русской печи. Ухаживали за мной мать и единственная моя сестра Сара, старшая из детей, которой в ту пору было пятнадцать лет. Спала она около печи на полу, но молодой сон крепок, и как-то отец проснулся от моего крика раньше, чем Сара, и разбудил ее ударом ноги в живот. Удар был настолько силен, что сестра вскоре умерла. Так я стал невольным виновником гибели своей единственной сестры. Мать любила ее больше всех, и она единственная из детей помогала матери.

Отец был необузданно вспыльчив, и даже гибель сестры не могла укротить его. Я сам не помню, но мне рассказывали, какой погром учинил он однажды на нашей улице.

На этой улице Подгорной были расположены все публичные дома города Иркутска. Это очень беспокоило моего отца, у которого росли сыновья. А проститутки любили зазывать к себе маленьких детей, играть с ними, угощать их сластями: видно, им хотелось излить на них нерастраченную материнскую нежность. И вот однажды отец нашел пятилетнего Гришу мирно заснувшим в публичном доме. Взбесившись, отец, вытащив сына, стал бросать в окна публичного дома кирпичи и громогласно, на всю улицу, ругаться на еврейском и русском языках.

Мне было пять лет, когда умер отец. 1905 год запомнился мне двумя событиями, причем оба были связаны с похоронами. Должен признаться, что не столько смерть отца врезалась в детскую память, сколько тот факт, что мой дядя Нафтул, не желая брать на кладбище двух малышей, подарил мне и моему брату Натану по серебряному рублю, чтобы мы не рвались на кладбище.