Книга всеобщих заблуждений

Это заблуждение. Вода действительно голубая. Невероятно слабого оттенка, но все-таки голубая. Вы можете сами убедиться, если посмотрите в глубокую яму в снегу или сквозь толстый лед замерзшего водопада. А если взять очень большой и очень глубокий белый бассейн, заполненный водой, и посмотреть сквозь нее, вода окажется голубой.

Однако этот едва заметный оттенок не объясняет, почему порой вода принимает поразительно голубой вид, когда мы смотрим не сквозь нее, а на нее. Отраженный цвет неба определенно играет здесь важную роль. В пасмурный день, к примеру, море не выглядит таким уж особенно голубым.

Но все же не весь тот свет, который мы видим, отражается от поверхности воды; часть его поступает из-под этой поверхности. Чем грязнее вода, тем больше света она отражает.

В крупных водоемах – таких, как моря и озера, – в воде, как правило, содержатся высокие концентрации микроскопических растений и водорослей. В реках и прудах во взвешенном состоянии присутствует много грунта и других твердых тел.

Все эти частицы отражают и рассеивают свет, возвращающийся к поверхности, в результате чего создается огромное цветовое разнообразие, которое мы и видим. Этим объясняется, почему иногда под ярко-голубым небом Средиземное море кажется изумрудно-зеленым.

Каким был цвет неба в Древней Греции?

Бронзовым. В древнегреческом языке нет слов, обозначающих «голубой».

Ближайшие по смыслу слова – glaukos и kyanos – являются скорее выражением относительной интенсивности света и тьмы, нежели попыткой описать цвет.

Известный древнегреческий поэт Гомер в поэмах «Илиада» и «Одиссея» упоминает лишь четыре фактических цвета, приблизительно переводимых как черный, белый, зеленовато-желтый (применительно к меду, жизненным сокам и крови) и пурпурно-красный.

Когда Гомер называет небо «бронзовым», он скорее имеет в виду его ослепительную яркость (как блеск щита), чем «бронзовый цвет». В подобном же духе поэт расценивает вино, море и овец: все они описываются одним цветом – «пурпурно-красным».

Аристотель выделял семь цветовых оттенков, и все они, по его мнению, происходили от черного и белого, но эти последние, в его понимании, являются степенями не цвета, а яркости.

Интересно, что и древний грек, живший 2500 лет назад, и современные «марсоходы» НАСА подходят к вопросу цвета почти одинаково.

В эпоху Дарвина была выдвинута теория, утверждавшая, будто сетчатка глаз древних греков была недостаточно развита, чтобы воспринимать цвета. Однако сегодня считается, что древние греки группировали объекты, исходя не из цвета, а из качеств; так что слово, которое, по идее, должно было обозначать «желтый» или «светло-зеленый», в действительности означало «жидкий», «свежий» и «живой» – и, соответственно, использовалось для описания крови, жизненного сока человека.

На самом деле все это не такое уж редкое явление, как можно бы ожидать. На островах Папуа – Новая Гвинея существует больше языков, чем где бы то ни было, однако во многих из них, кроме различия между светлым и темным, нет никаких других слов для обозначения цвета.

В классическом уэльском (валлийском) языке полностью отсутствовали слова, передающие такие цвета, как коричневый, серый, голубой и зеленый. Цветовой спектр делился совсем по-другому. Одно слово (glas) охватывало часть зеленого; другое – остаток зеленого, весь голубой, синий и часть серого; третье же имело дело с остатками серого и большей – или меньшей – частью коричневого.

Современный уэльский использует слово glas в значении английского blue, однако в русском языке какого-то одного слова, эквивалентного английскому blue, не существует. Русский язык использует два слова – голубой и синий, – которые на английский обычно переводятся как light blue и dark blue, в то время как для самих русских это два совершенно отдельных, различных цвета, а не разные оттенки одного и того же.

Во всех языках цветовая терминология развивается одинаково. Третьим, после черного и белого, обычно называют красный; четвертым и пятым идут зеленый и желтый (в том или ином порядке); шестым – голубой (синий); седьмым – коричневый. В современном уэльском, кстати, для коричневого цвета слова так и не появилось.

Какую часть Земли составляет вода?

Насколько же неуместно называть эту планету Землей, когда всем ясно, что она – Океан.

Артур Кларк

Даже при том, что семь десятых земной поверхности покрыто водой, во всей массе планеты вода составляет чуть менее одной пятидесятой части процента.

Земля – тяжелая и весит 6 миллионов миллиардов миллиардов килограммов. Половина этого веса заключена в ее нижней мантии – массивном полурасплавленном слое, начинающемся на глубине 660 км от земной коры. Даже на водянистой коре Земли масса суши в сорок раз больше, чем масса всех ее океанов.