Книга встреч

— Это правда. Мой отец, народный артист СССР Юрий Владимирович Толубеев, был верующим человеком. Конечно, в то время он это скрывал, но все-таки не побоялся отпевать бабушку в Никольском соборе. Ох, как это ему потом поминали… Он не стеснялся перекреститься, хотя и не делал это напоказ. Перед выходом на сцену — всегда крестился. Я — тоже. Не сразу стал так поступать, но лет пять поработал в театре, хлебнул всякого и понял, что отец не зря так делал… Не умею объяснить, что дает мне крестное знамение на сцене… Как минимум, помогает сосредоточиться, но это, разумеется, не все… И опять вспомню о «Маскараде»: благодаря этому спектаклю я чаще стал разговаривать с Богом. Вот-вот занавес поднимется, а я молитву твержу. Я считаю себя человеком, брошенным в мир страстей. Следовательно, я должен выбираться, это мой долг. Я должен выбраться сам и чему-то научить людей, указать, где Добро, а где зло. Господь возложил на меня эту миссию.

* * *

Театр театром, а «из всех искусств для нас важнейшим является кино». Золотые слова!.. Те актёры, с которыми мне довелось беседовать, были людьми по большей части театральными, и о кинематографе говорили несколько снисходительно. Поэтому не взыщите: о кино я буду говорить не с чужих слов, но от первого лица. Вот две заметки, написанные «к очередной дате».

5. НЕРУССКОЕ СЛОВО «КИНО»

Сто лет русскому кинематографу. Сто лет с тех пор, как на киноэкране впервые появились русские люди. Загримированные на скорую руку, играющие так, что их освистали бы и в самой глухой провинции, — но это всё пустяки, это всё простительно, лиха беда начало… Главное, что первая русская кинокартина была посвящена именно русской теме и называлась «Стенька Разин бросает в Волгу персидскую княжну». Тут тебе и русская история, и русский фольклор, и русский характер… Поистине, начало национального кинематографа!..

И казалось бы: Россия дала миру великую литературу, великую музыку, великую (хоть и не оценённую в полной мере) живопись — почему бы не дать ей и великий кинематограф? Однако…

В литературе — Пушкин, Толстой, Достоевский; в музыке — Чайковский, Рахманинов, Мусоргский; в живописи — Суриков, Репин… А в кино — кто? Кто хоть чуть-чуть приближается по своему значению к этим великанам? Увы, увы… Или — останемся в границах кинематографа: где в России режиссёры, равные Феллини, Карнэ, Бергману? Нету таких! И близко никто не стоял из наших киношников к настоящему-то кино: никто не копал так глубоко, как Бергман, никто не блистал такой роскошной фантазией, как Феллини, и не было у нас таких кинопоэтов, как Марсель Карнэ.

Я сейчас не буду подробно разбирать наших корифеев: Эйзенштейна, Довженко, Тарковского и др. Просто советую читателям: посмотрите беспристрастно эйзенштейновского «Ивана Грозного», а потом — «Нибелунгов» Фрица Ланга; сначала — «Зеркало» Тарковского, а потом — «Земляничную поляну» Бергмана, и вам всё сразу станет ясно. С одной стороны — напыщенность и претенциозность, а с другой — тонкость, глубина, творческое бесстрашие.

Только, пожалуйста, не сочтите эти рассуждения признаком русофобии: мол, только за границей всё хорошо, а у нас… Как раз русофобии-то здесь и нет. Нет, как нет на свете и русского кино. Было кино советское, есть кино российское — русского не было никогда. В этом-то вся и беда. Едва начавшись, оно прекратилось, было задушено в колыбели революцией. Когда говорят о том ущербе, который принесли большевики русской культуре, нужно вспоминать не только разрушенное прошлое, но и несостоявшееся будущее — национальный кинематограф, например.

Советская кинопродукция 20-х годов удивительно напоминает сегодняшние фильмы: та же интернациональная безвоздушность, та же погоня за Голливудом (причём даже не под лозунгом «Догнать и перегнать!», а так — петушком, петушком, хоть чуть-чуть бы приблизиться…) Посмотрите «Аэлиту» Протазанова, посмотрите «Удивительные приключения мистера Веста в стране большевиков» Кулешова (и так далее и так далее) — ощущение одно: зрелище жалкое и отвратительное.

Советское кино задышало только тогда, когда стало ясно: в России нужно говорить по-русски и для русских. Появился «Чапаев». Когда сейчас смотришь этот фильм, забываешь о том, что речь идёт о красном командире: с экрана на тебя смотрит национальный герой. Русский герой. Гражданская война дала много таких — по все стороны всех баррикад: красный Чапаев, белый Туркул, зелёный Махно, или Шкуро, или Котовский… Дело не в цветах. Чапаев из фильма дрался не за «Манифест Коммунистической партии» (он сам не знал, за большевиков воюет или за коммунистов), а просто по-русски — за счастье всех людей на всей земле…