Книга встреч

А вообще-то поэту в быту очень нелегко. Очень нелегко поэту среди непоэтов — это такая тягость, такой ужас. Это крест, особенно если речь идёт о женщине. Чужой поэтический талант окружающие с трудом переносят. Было у меня такое стихотворение в молодости написано:

Лисы были ласковы,
бобры были добры,
лапками и глазками
звали из норы.
Волки были вежливы,
медведи каждый раз
услугами медвежьими
баловали нас.
Гладили нам руки
мягкие ежи,
были все гадюки
безвредней, чем ужи.
Кроткие овечки —
что уж говорить!..
Только человечки
не давали жить.

Кстати, за эти стихи в начале 60-х годов газета «Смена» объявила меня и декадентом, и чуть ли не диссидентом…

— Поэтический талант как-то отличается от прочих талантов?

— А что такое вообще талант? Я считаю, что большинство людей талантливы. Все созидательные люди талантливы. Но не обязательно в стихах. Стихи — это особое, стихи — это некое новое бытие слова. А слово — это само по себе понятие священное. Поэты работают со священным материалом, а значит, должны ему соответствовать — хоть как-нибудь, хоть в меру сил… И надо иметь Божие благословение на подобный труд, а благословение это люди, наверное, получают от рождения. Сильное желание писать стихи — это ещё не талант — это просто склонность к графомании. Спаси их Господи, тех людей, которые хотят петь, не имея голоса. Что им посоветовать? Остановитесь, присмотритесь к себе, поймите, что у вас получается лучше — вот тем и занимайтесь.

— Почему среди женщин есть много прекрасных — даже гениальных — поэтесс, а прозаиков нет?

— Склад ума должен быть другим у прозаика — не женским, системным. Для женщины и поэтический-то дар невероятно тяжёл. Если женщина живёт для поэзии, её уже не хватает ни на что иное. У меня нет детей — и слава Богу за всё. А вот у Ахматовой был сын, но разве можно считать её настоящей матерью? Нет, как это ни печально… У Цветаевой были дети, но разве она воспитывала их по-настоящему, разве она знала истинную материнскую любовь? Что-нибудь одно — или стихи, или семья. Тут надо отрешиться от всего.

Когда я стану умирать,
кто будет в головах рыдать? —
Я не жена, не мать…
Пусть надо мной прочтут стихи,
отмолят все мои грехи,
легко мне будет спать.
А ты, мой милый ученик,
к таким заветам не привык,
да надо привыкать…

— Что же это за дар такой, который отрешает человека от всего житейского?

— Особым Божиим промыслом он даётся, так я считаю. Господь даёт тебе его, а уж как ты распорядишься…

— Так не сродни ли это монашеству?

— Ну, это вы уж чересчур… Нет, ни в коем случае. Куда мне с монахами равняться… Но, разумеется, хотелось бы. Хотя, в этом случае от стихов пришлось бы отказаться… Но если на православной выставке, где мне как-то пришлось продавать свою книжку, ко мне подходили люди и говорили, что находят в моих стихах ответ на какие-то тайные вопросы души… Разве это моя заслуга? Но к этому сразу не придёшь… Надо дожить до моих лет, чтобы понять кое-что в жизни, и надо потерять любимую маму. Для меня смерть мамы — особое событие…

— Не тот порядок слов! — мне говорила мама,
в родимом языке моём педант.
Я слушала её… На что была упряма,
но верила в родной её талант. —
Логически неверно ударенье, —
мне мама говорила иногда.
Ах мама, математик от рожденья!
И мне знакома логика труда.
Теперь, когда слова стоят в порядке,
порою просто не хватает слов…
И не хватает дней… И ночи кратки…
Иной порядок снов.

— Простите, я не совсем понял… Ваша мама, по этому стихотворению судя, учила вас писать стихи? Это так?