Книга вторая. Как я был волком

— Ты серьезно решил, что эта мелкая самочка может быть интересна мне как женщина? Уже за одну мысль надлежит сжечь. Даже за направление мысли в эту сторону.

— Готовить костер? — Дрыкан довольно попятился к выходу.

— Подожди. — Фрист сложил руки на манер известного жозефила. — Я еще не все узнал, что хотел. Самку можете забрать, пусть работает со всеми. Наказывать не надо.

— Тома, не спускайся, — сказал я, продолжая смотреть в лицо божка в драном халате. — Это обман.

— Вечный Фрист никогда не обманывает, — осторожно сообщил Дрыкан, так и застыв на выходе.

Фрист укоризненно покачал мне головой:

— Жаль, что каждый судит по себе. Что ж. Предлагаю распространить наш вчерашний договор на самку. Даю слово, что ей не причинят вреда, пока договор в силе.

— Не устраивает, — сказал я, увидев радость в глазах Томы. — В любой момент вы можете сказать, что договор больше не действует. Или даже не говорить.

Дрыкан ждал окончания переговоров. Я чувствовал, как ему не терпится разобраться с нами по-своему. Он не понимал, почему великий правитель терпит хамство возомнившего о себе дрессированного животного.

Взмах руки успокоил его, а повелительный голос сообщил с некоторой торжественностью:

— Хорошо. Ей не причинят вреда до момента, когда вас отпустим.

— Только до? — насторожился я.

— Вообще не причинят.

Вот переговоры и закончились.

— Мне спускаться? — Голос Томы дрожал. — Всю ночь здесь. Я устала, замерла и проголодалась. И… и наоборот.

— Я не ставлю условий, — мой немигающий взгляд прожег в глазнице Фриста сквозное отверстие и мысленно посыпал его солью, — готов сотрудничать без всяких условий, но буду рад, если Томе окажут все необходимые услуги: накормят, напоят и прочее. И дадут сегодня выспаться.

Я как бы ничего не требовал. Это оценили. Взгляд Фриста поблагодарил меня за то, что не пришлось выкручиваться перед хранителем в вилке между условностями и потерей небывало забавного информатора.

— Дрыкан, обеспечь. Теперь я хочу спросить…

— Так мне спускаться? — вновь перебила Тома из проема.

Я взял ответственность на себя.

— Да.

Большего при всем желании не добьюсь.

Тому увели.

— Существуют ли заповеди в твоем мире?

— Двух видов, — ответил я, подходя к окну.

Морщинистый властелин долины встал рядом. Мы посмотрели, как Тому сопроводили обратно в сторону каменной ямы. Только тогда собеседник осведомился:

— Почему двух?

— Для разных людей. Одни верят в Него, другие — в Неё.

— Во что веришь ты?

— Почитай отца твоего и матерь твою, не убий, не прелюбодействуй, не укради, не произноси ложного свидетельства, не желай жены и дома ближнего своего, и всего прочего…

Фрист почесал мочку уха.

— У нас так же, — сказал он задумчиво. — А что лжебогиня внушила большинству?

Я попунктно перечислил хорошо вдолбленное в школе царевен. Старик внимательно выслушал.

— Почитай только мать? Не возжелай мужа и дома только ближней своей? Не убий, если?

Впервые мы посмотрели друг на друга как единомышленники.

— Нужно рассказать хранителям. — Кривые пальцы снова в задумчивости потерли ухо. — Хороший повод разнообразить проповеди и дать людям возможность перемывать косточки кому-то другому.

Мы оба посмотрели в окно, где какой-то туземец полез в кострище. Останки Шантея небрежно перекочевали в мешок, мешок отправился за плечо, а туземец с мешком — в сторону леса.

— Не в пещеру случайно?

— Да, это хоронитель. — Во взгляде правителя удивление сменилось подозрительностью: — Откуда знаешь про последнее пристанище?

— Нашли в поисках еды.

— Внутрь заходили?

— Невозможно. Пахнет плохо.

— Жаль.

— А что там дальше? — насторожился я.

— Как раз хотел спросить.

— Вы, властелин долины, не знаете, что в пещере?

— Когда дух Вечного Фриста вселился в последнее тело, пристанище уже было непроходимо.

— Почему дух не сообщит телу, что находится за непроходимостью?

— Не богохульствуй. Дух превыше земного. Он передает божью искру, а не мысли предыдущего носителя.

— И как правителю вам не интересно, что находится на вверенной территории? А если — несметные богатства?

— Зачем? — Фрист поморщился. — Богатство отвлекает от мыслей о божественном и вводит во грех. Легче канат вдеть в костяную иглу…

— Чем богатому войти в царствие небесное, — закончил я знакомую мысль.

Где-то читал, что на старинных парусных судах толстый канат называли верблюдом. Здесь мореплаванием не пахнет, потому канат остался канатом.

— Знаешь святые тексты? — Фрист вынул из тапка левую ступню и потер пяткой бледную волосатую лодыжку правой ноги. Еще бы в носу поковырялся. Ну и манеры у местного царька. — Любопытно. Может, ты действительно из высших?

Помолчу. Пусть накручивает мне сан повыше. Лучше для возможной торговли. А она будет. Даже не сомневаюсь.

Сделав шаг в сторону, чтоб проследить за уходящим вдаль хоронителем, я кивнул на удалявшиеся останки зверолюба:

— В пещере только грешники?

— Там все. Мертвые снаружи, а старые, немощные и больные уходят вглубь.

Вон оно как. Воображение дорисовало картинку, как достигается радостный вид здорового общества. Плечи гадливо передернулись.

— Никто никогда не возвращался, — добавил Фрист с чувством неоправданных ожиданий.