Книга вымышленных существ

Будда объяснил своим ученикам, что в предыдущем воплощении Капила был брахманом, который стал монахом и был непревзойденным знатоком священных книг. Когда его собратья и ученики неправильно читали какое-либо слово, Капила имел обыкновение обзывать их «обезьянья голова», «собачья голова», «лошадиная голова» и тому подобное. После его смерти по закону кармы он из-за столь многих бранных слов должен был воплотиться в морское чудовище, обремененное всеми теми головами, которыми он награждал своих собратьев-монахов.

Существо, придуманное К. С. Льюисом

Медленно, пошатываясь, производя какие-то неестественные, нечеловеческие движения, в свете костра появилась ползущая по полу пещеры человеческая фигура. И все же это, конечно, был Нечеловек: он волочил сломанную ногу, нижняя челюсть его отвисала, как у трупа, и вдруг он поднялся и принял стоячее положение. И тогда за его спиною появилось из темной дыры еще что-то. Сперва выдвинулось нечто похожее на ветви дерева, затем показались семь или восемь огоньков, расположенных несимметрично, как в созвездии. Затем стала видна некая цилиндрическая масса, отражавшая багровые отсветы, словно она была полированная. Сердце нашего героя оборвалось, когда эти ветви вдруг превратились в длинные, гибкие щупальца, а огненные точки – в глаза, светящиеся в голове, а темная масса позади них оказалась громоздким цилиндрическим телом. От него исходили жуткие, угловатые многосуставчатые ноги, и, когда наш герой уже думал, что видит чудовище целиком, за ним показалось другое чудовище, а там и третье. Все существо состояло из трех частей, соединенных так, как осиная талия, перемычками, – все три части были сложены как-то неровно; казалось, будто их просто кое-как составили; это огромное, многоногое, колышущееся безобразное нечто расположилось за спиной Нечеловека, и гигантские жуткие тени их обоих отплясывали на каменной стене позади них кошмарный, угрожающий танец.

К. С. Льюис

Сфинкс

Египетские изваяния сфинксов (Геродот называет их андросфинксами, то есть мужесфинксами, чтобы отличить их от греческого сфинкса) – это лежащий лев с головой человека; он был стражем храмов и гробниц и, как говорят, должен был воплощать царскую власть. У других сфинксов в залах Карнака голова барана, священного животного Амона. Ассирийцы изображали сфинкса с головой бородатого человека в короне; такое изображение обычно на персидских геммах. Плиний в своем перечне эфиопских животных называет сфинкса, однако сообщает о нем лишь то, что они там широко распространены и что у них «рыжевато-бурая шерсть (и) на груди есть сосцы».

У греческого сфинкса женская голова и грудь, птичьи крылья, туловище и лапы львиные. Иногда его наделяют головой собаки и хвостом змеи. Есть предание, что он истреблял жителей Фив, загадывая загадки (ибо он говорил человечьим голосом), и пожирал всякого, кто не мог их отгадать. Эдипа, сына Иокасты, сфинкс спросил: «У кого четыре ноги, две ноги и три ноги, и чем больше ног, тем он слабее?» (Так гласит, вероятно, древнейшая версия. Со временем ее снабдили метафорой, изображающей жизнь человека как один день. Теперь вопрос звучит иначе: «Какое животное ходит на четырех ногах утром, на двух в полдень и на трех вечером?») Эдип ответил, что это человек, который, будучи ребенком, ползает на четвереньках; став взрослым, ходит на двух ногах, а в старости опирается на посох. Когда загадка была разгадана, сфинкс бросился с утеса.

Де Куинси в 1849 году предложил другое толкование, которое дополняет традиционное. Субъект загадки, по мнению его, не столько человек вообще, сколько сам индивидуум Эдип, осиротевший и беспомощный в младенчестве, одинокий в зрелом возрасте и опирающийся на Антигону в безнадежной, слепой старости.

Сцилла

Прежде чем стать чудовищем и обратиться в скалу, Сцилла была нимфой, которую полюбил Главк, один из морских богов. Дабы ее покорить, Главк обратился за помощью к Кирке, которая славилась знанием трав и волшебства. Однако Кирка сама влюбилась в Главка, да только никак не могла заставить его забыть Сциллу. И чтобы наказать соперницу, она вылила сок ядовитой травы в источник, в котором нимфа купалась. Далее, по словам Овидия («Метаморфозы», XIV, 59–67),